Независимый театр “Крылы халопа” существует с 2001 года, не так давно появилось и Пространство КХ, место культурных и образовательных встреч. О сложностях и приятных моментах творчества в Беларуси, а также об открытии своего дела, рассказала Биноклю» актриса театра и одна из организаторов культурной площадки Светлана Гайдалёнок.
Как и почему появился театр?
Театр был создан в 2001 году, как сообщество людей, объединённых общими политическими взглядами, взглядами на искусство, желанием изменять мир вокруг и действовать. Начинали с создания спектаклей: актёрская школа в которой мы учились предполагает больше работы над импровизацией. Мы не просто берём пьесу и по ней репетируем: при создании спектакля актёры импровизируют, а режиссёр со стороны смотрит и выбирает какие-то подходящие моменты.
Наши спектакли созданы в разной технике и стилистике. Есть уличные спектакли на ходулях; есть зальные, вдохновлённые театральной антропологией Эуженио Барбы (Odin Teatret). Мы у него учились в Дании, в Хольстебро. Что такое театральная антропология? Это когда техники восточного театра переносятся на европейский грунт. Ещё есть постановка “Як каза за сонцам хадзiла”, построенная на белорусских обрядах и фольклорных песнях. Это уличный спектакль, игра, зимняя сказка для детей. Он очень включающий: коза с баяном ходит вместе с детками и преодолевает трёх злых персонажей и в итоге спасает солнце. Ещё есть спектакль “Бандароўна”, основанный на поэме белорусского классика Янки Купалы, и спектакль-манифест “Товар-деньги-товар” по мотивам текстов французских ситуационистов.
Последняя наша работа — «Чернобыль». Это документальный спектакль, созданный в том числе с использованием техники «вербатим», за основу взяты интервью с переселенцами, сочинения детей о трагедии, комментарии с интернет-форумов о строительстве первой АЭС в Беларуси. «Вербатим» — это когда актёр с диктофоном, прямо как журналист, идёт в проблемную группу, записывает интервью и перенимает эмоции, мимику говорящего, темп и тембр голоса, вещи связанные с языком, междометия, диалектизмы и потом пробует всё это воспроизвести на сцене.
Почему “Чернобыль” ещё не показывался в Бресте? Ведь были премьеры в Минске, в Санкт-Петербурге?
Мы хотели показать этот спектакль в Центре Культуры в Южном 6 декабря 2014 года, в то время мы там репетировали. На генеральную репетицию за день до показа пришёл директор и сказал, что завтра ремонт: решили заделать дырку в стене зала, которая до этого времени абсолютно никому не мешала. Тогда было много шума, были звонки; наша режиссёр разговаривала с чиновником, ей сказали, что нужна художественная комиссия, должен быть составлен акт, согласно которому спектакль можно показывать. Мы понимали, чем это чревато: будет то же, что и с пьесой “Трусы” — нам просто запретят играть этот спектакль.
А что случилось с этой пьесой?
Когда мы подготовили читку по пьесе Павла Пряжко “Трусы” и хотели показать её в городе, то нам отказали все площадки и сложилась такая ситуация, что мы вынуждены были показать эту постановку художественной комиссии. В результате, художественная комиссия мягко надавила на последнего человека, который ещё был готов предоставить нам площадку, и человек этот, естественно, отказался. Мы всё же нашли выход и решили сделать онлайн читку. 28 февраля, в последний день зимы 2013 года мы вещали эту пьесу через интернет. Читка была онлайн, но можно и сейчас найти её на youtube и посмотреть. Только приготовьтесь, что это будет два часа современной драмы *смеётся*: выделите время, подготовьтесь морально и лучше немного почитайте Павла Руднева, который исследовал творчество Павла Пряжко и может дать направление с какой стороны подбираться к пониманию пьесы.
Уже знаете, о чём будет следующий спектакль театра КХ?
Сейчас театр работает над новой постановкой, которая будет посвящена истории довоенного Бреста. Это будет новая техника: мы идём туда, где раньше не работали. Нам интересны новые формы: новая работа будет документальной, связанной с пространством города и с современными технологиями.
Как вы выбираете свои спектакли?
Если в обществе есть какая-то проблема, то есть и потребность о ней сказать, есть потребность на ней сфокусироваться. Наши спектакли — отражение этих проблем. Почему мы вообще этим занимаемся? Потому что болит и потому что не всё равно. Ещё имеет значение актуальность и общие веяния, тенденции в обществе. Мы же не просто сидим и выдумываем, мы ездим по фестивалям, смотрим другие спектакли, следим за актуальными проблемами, ищем новые методы, мы пробуем.
В Бресте довольно редко проходят ваши постановки. Почему?
Долгое время мы были фактически под запретом — около 3 лет вообще не могли играть в Бресте. И занялись арт-менеджментом, а сейчас это отнимает много времени. Плюс ко всему, когда ты долго не можешь играть, это рождает своего рода депрессию, сомнения в том, что твоё искусство и твоё дело кому-то здесь нужны. И довольно сложно потом преодолеть эту депрессию.
Сложно ли выйти с перформансом в городскую среду?
Мы хотели бы чаще выходить на улицу, но в этом есть некоторые сложности. Если ты врываешься в городское пространство с каким-либо перфомансом или хэппенингом, то у тебя есть два пути: либо его регистрировать, либо делать без спроса, что чревато последствиями, которые сродни последствиям политических акций. А если договариваться, то всё будет подвергаться тщательной цензуре, и в результате может измениться сама концепция и мы получим уже совершенно другой продукт.
Какие отношения Вас связывают с Брестским академическим театром?
Мы дружим с некоторыми актёрами, ходим на хорошие спектакли Белой Вежи. В 2007 году мы участвовали в открытии этого фестиваля со спектаклем Maleficium — это был уличный парад, шествие по Ленина на ходулях (перекрыли всю улицу), с нами шли барабанщики Los Perdidos и группа фаер-шоу ETERE. Вот, мы открыли Белую Вежу, получили диплом, но наше имя, тогда ещё “Свободный театр”, не было написано в афише, организаторы побоялись включать нас, просто из-за самого названия. У нас довольно часто возникали недопонимания с властями из-за него.
И ещё был такой случай. Вышел как-то один из многочисленных туристических справочников о Бресте и там есть фотография: стоит наша актриса в образе на фоне здания театра и подписано: «Брестский Академический театр драмы». То, что на картинке использован был образ нашего спектакля, не упомянули.
В общем, смена названия со “Свободного театра” на “Крылы халопа” нам не очень помогла в этом плане. Организаторы по-прежнему боятся, что у них могут быть проблемы из-за сотрудничества с нами. Наше последняя попытка сотрудничества с официально разрешенным фестивалем «Непратаптаны шлях» закончилась неудачей. Тогда организаторов вынудили изменить афишу, где было наше имя, уже как “Крылы халопа”.
Ваше новое название звучит довольно необычно. Как вы его выбрали?
Нам очень соответствует этот образ — халопа, который отращивает себе крылья, пытается приподняться над землёю, стать немного выше, лучше, чище… А ещё так назывался один из первых белорусских фильмов, очень старый, чёрно-белый. К сожалению, его не так просто найти для просмотра.
А что это за фестиваль “Непратаптаны шлях”?
“Непратаптаны шлях” — это брестский фестиваль особых театров. В 2006 году нас пригласил в Варшаву театр “Ремус”, который занимался анимацией культуры, то есть работой с разными угнетёнными группами общества посредством театра. Мы работали с детьми из неблагополучных семей из района Стара Прага в Варшаве, обучали их ходить на ходулях и играть в нашем спектакле “Maleficium”. Также работали с людьми, которые лечились от алкогольной и наркотической зависимости, работали в чеченском лагере беженцев. Опыт, полученный в Польше, мы привезли в Беларусь. В 2006-2008 годах мы ездили в Дивинский и в Кобринский детские дома с нашими спектаклями. Такая волонтёрская и социальная работа всегда была важной частью нашей деятельности, поэтому организаторы фестиваля “Непратаптаны шлях” и приглашали нас выступать, зная нашу открытость и позитивное отношение. Однако официальные структуры не дали.
У актёров театра “Крылы халопа” есть профессиональное театральное образование?
Вы знаете, нам очень часто задают этот вопрос, но только здесь, в Беларуси. В той же Польше мы его не слышим: там нет деления театра на любительский и профессиональный. Да и как можно делить на эти категории? Ведь главное другое: если театр несёт миссию и идею, то как можно называть его любительским? В то же время, актёры с профессиональным образованием зачастую участвуют в дешёвых водевилях и комедиях.
Когда нам задают этот вопрос, мы отвечаем, что мы обучались непосредственно на мастер-классах в таких польских театрах, как театр “Ósmego Dnia” и “Biuro Podróży”, в датском театре “Odin Teatret”. Это альтернативная школа, которая не идёт вслед за академическими правилами, системой Станиславского, она ищет и использует другие техники. Кроме того, мы часто ездим по разным фестивалям, преимущественно в Польше, и в рамках фестиваля можно принимать участие во всевозможных актёрских тренингах и мастер-классах.
Можно к вам прийти и сказать: “Я хочу быть актёром, я хочу у вас играть”?
Можно. В июле у нас была презентация нашей первой актёрской студии. Тогда мы набрали шесть человек, к концу дошли только трое: остальные, наверное, поняли, что наша актёрская работа — это не то, что они искали. Вера в то, что каждый из нас творец и каждый художник позволяет любому стать актёром или актрисой. Я думаю, что отбирать по внешности, по каким-то данным — это прерогатива как раз-таки официальных театров.
Актёры дружат за пределами театра?
Мы очень сдружились, когда много ездили вместе, перестали быть коллегами, стали семьёй. Сейчас же мы стараемся немного реорганизоваться, изменить эти семейные отношения, сделать их более деловыми, потому что становится сложно работать, возникает много обид, недосказанностей. Сделать отношения деловыми — это полезнее для существования и действия организации.
Выгодное ли это дело, в финансовом плане — заниматься творчеством, театром?
Театр — нет. У нас сложная модель социального предпринимательства, когда маленький бизнес, Пространство КХ, приносит прибыль, которая отчасти содержит театр.
Время и силы, вложенные в театр, неадекватны тому, что мы получаем в финансовом плане. Однако, мы получаем другое. Признание, например. Нас знают как театр и как группу активистов в культурном поле Беларуси.
Знаете, чего бы хотелось в финансовой стороне вопроса? Хотелось бы заниматься только творчеством. Когда актёры и режиссёры вынуждены думать, чем себя прокормить, очень сложно попутно думать о важных социальных и критических вещах. Чего бы я хотела? Чтобы была какая-нибудь Клара Ивановна, которая бы думала, как мы будем выживать, а мы бы занимались только творчеством.
Реально ли найти спонсора в Беларуси?
В Беларуси довольно сложная система. В Польше, например, всё организовано иначе. Есть три области, в которых могут работать организации: государственный сектор, бизнес-сектор и третий, независимый, некоммерческий сектор, который работает на общественное благо. Альтернативный театр относится к третьему сектору и государство его поддерживает, в самом бюджете на это выделены деньги. Но средства не даются просто так: “вот возьмите, потому что вы хорошие”. Нужно подавать проект, заявку, писать план на что пойдут бюджетные деньги. И театр получает финансы не напрямую от государства, а через конкурс. В Беларуси такой системы нет. Приходится искать или изобретать другие модели.
Для чего было создано Пространство КХ?
Пространство КХ (Крылы халопа) — это культурное пространство в Бресте. Открыто в ноябре 2014 года коллективом театра “Крылы халопа”. Пространство КХ задумано как площадка для образовательной, презентационной, исследовательской работы и коммуникации в области театра, современного искусства, неформального образования. Работа КХ направлена на активизацию культурной жизни в брестском регионе и Беларуси, активизацию местных инициатив. Пространство КХ открыто для реализации проектов местного сообщества в области искусства и образования, направлено на формирование активной позиции участия и влияния на свою жизнь и жизнь сообщества.
Раньше вы назывались Прасторай, а теперь Пространством КХ?
С этого входа мы написали “Пространство КХ”, а с другого “Прастора КХ”. Двуязычность — это наше право. Мы долго думали на каком языке здесь написать. Всё-таки выбрали русский, потому что это понятней для окружающих, для жителей этого дома. Для нас важно иметь с ними хорошие отношения: у нас ведь часто бывают мероприятия по вечерам, много людей приходит. Возможно, это доставляет неудобства. Мы хотели бы поблагодарить всех жителей дома на Халтурина 2/1 за понимание и попросить их приходить к нам, нам бы хотелось больше с вами общаться.
У вас есть критерии отбора мероприятий, которые тут проходят?
К нам обращаются разные люди, но площадка открыта для мероприятий, связанных с культурой и образованием. У нас проходят мероприятия и бизнес-сектора: недавно прошли семинары по социальному и женскому предпринимательству.
Насколько, на Ваш взгляд, востребована в Бресте такая культурная площадка?
Есть такие мероприятия, где я всех знаю, все знакомые или друзья. Я очень радуюсь, когда вижу новые лица.
Когда мы были только театром и выступали в клубе на Вульке, потом в Южном, у нас сформировалась своя аудитория, у которой была потребность поглощения критического искусства. Эта аудитория перекочевала в Пространство и обросла новыми людьми, некоторые из них теперь даже не знают нас как театр, а только как “Прастору КХ”.
Чувствуете ли конкуренцию с другими культурными площадками, с Дзедзічам, Грунтоўняй?
24 декабря прошлого года мы организовали встречу, посвящённую культурным итогам года, куда позвали ребят-активистов этих сообществ. Мы сели за круглым столом, позвали журналистов, обсудили культурную жизнь Бреста и Минска и как-то так незаметно подружились. В этом году мы планируем такую же встречу в 20-х числах декабря.
Я думаю, нам не стоит конкурировать, лучше дружить. Так у нас появится своеобразная культурная сеть. Наша публика будет перетекать с одного мероприятия на другое, будет расширяться. Хотя бывают накладки: как-то в один день очень интересные мероприятия были у нас и у Дзедзіча, и люди негодовали, многим хотелось разорваться. Но всё равно, конкурировать не хочется, хочется налаживать контакты, вместе создавать альтернативную культурную жизнь, хочется дружить.
Большинство мероприятий у вас платные?
Разные, зависит от организаторов. Но вот, например, у нас есть план проводить на постоянной основе фримаркет, есть волонтёрка, которая хочет этим заниматься. Что такое фримаркет? Приносишь вещи хорошего качества, которые тебе не нужны, но и выкинуть жалко и можешь их обменять на что-то другое, что принесёт кто-то другой. У нас есть и буккроссинг: люди приносят книги, все полки забиты. Полки, кстати, на улице, приходите в любое время.
*Светлана активно употребляет в своей речи феминитивы, чтобы подчеркнуть женскую представленность в профессиональной сфере.
Какая ваша любимая роль?
Я думаю, что это роль Антонины Павловны в уличном спектакле «ЗВОНИТЬЛЕТЕТЬ». Моя героиня одета в платье цвета фуксии, очень яркая, с платком на голове и большими черными глазами. Это дама из 20-х. “ЗВОНИТЬЛЕТЕТЬ” основан на произведениях Даниила Хармса, а дамочки у него все такие возбуждённые, с повышенной сексуальной энергией. Я думаю, мне просто удалось словить эту барышню, как-то попасть в неё. И это был первый образ, который я сама создавала от начала до конца, я себя в нём хорошо чувствую.
Представьте себе, если бы у вас не было бы театра и Пространства КХ, чем бы вы тогда занимались?
Я была бы преподавателем английского языка, работала бы в третьей школе, у меня было бы классное руководство в 11 классе. Я бы сейчас сидела в избирательной комиссии, обходила бы дом на Кирова 120 со всеобучем. Вот такая параллельная история. Возможно, я бы ездила в качестве переводчика с гандбольным клубом имени Мешкова по разным сборам.
Тяжело ли начинать своё дело?
Отчасти. Любое дело непростое, даже самое маленькое. Сложно ответить на этот вопрос, потому что существуют разные люди, разные темпераменты и характеры. Каждое дело зависит от личности, которая стартует, которая подбирает команду. Для кого-то юридические вопросы — плёвое дело, зато им сложно выделить какую-то арт-концепцию. А для кого-то наоборот.
Может ли альтернативный независимый театр стать популярным в Беларуси?
Я не знаю. Я бы не сказала, что мы такие уж супер-мега популярные, и что нас все брестчане знают. Наверное нет — цели не было такой.
Когда у индивида есть потребность культурного роста, обогащения эмоционального и интеллектуального, он начинает искать. Конечно, это касается не каждого, только какой-то малый процент всего общества. Но всё же, если есть потребность в развитии, то человек узнает и найдёт, войдёт в какую-то среду: будет ходить к нам в Пространство КХ, или в Дзедзіч, или в Грунтоўню, или в Сумашедший дом, или в High Voltage.
А стать популяной? Популярность — это понятие из массовой культуры. Я не считаю, что оно применимо к тому, что мы делаем. Но в определённых кругах наш театр можно назвать известным.
фотографии Роман Чмель
Для отправки комментария необходимо войти на сайт.