Весна и осень – головная боль для мужской части населения страны возрастом до 27 лет. Именно в эти времена года проходят медкомиссии и отправляются эшелоны военнообязанных по частям. Военный билет – желанный документ для каждого мужчины, и всякий получает его по-разному. Мы решили поделиться своими историями завоевания “военника”, тем самым спровоцировав на откровения читателей.
Артем Голиков, главный редактор
Дело было в 2008 году. Где-то в середине второго курса военкомат активизировался и начал слать повестки, звать на комиссии и т.д. Я был абсолютно спокоен, так как много лет у меня была язва. Я стоял на диспансерном учете, а тогда это означало гарантированную негодность. Потому я этому вопросу не уделял никакого внимания: плотно занимался устройством своего распределения, лишь бы не занесло в дальний ад нашей Родины. Устроился в школку шаговой доступности и строил планы на дальнейшую жизнь. Но что-то пошло не так… Среди кипы направлений, выданных военкоматом, было, естественно, направление на гастроэндоскопию. И вот тут произошло мое чудесное исцеление от язвы (на самом деле нет). Она не зарубцевалась, не зажила. Просто исчезла. До этого много лет подтверждалась, а тут пропала.
Таким образом моя жизнь вдруг начала развиваться совсем не по тому сценарию, который я себе представлял. Нужно было ориентироваться быстро и вносить коррективы. Из надежного источника я узнал, что распределение в «чернобыльскую» зону дает почти 100% гарантию отсрочки на эти 2 года. Вариант был хоть и не самый шикарный, но уже что-то. А за два года уже можно было придумать что-нибудь другое.
Со школой, где я работал на тот момент, пришлось попрощаться. Изучив списки мест для ссылки, обнаружил район, территория которого относится к загрязненной. Я поменялся с одногруппницей на него (тот, куда меня распределяли изначально, был «чистым») и стал ждать, что же будет дальше.
Поначалу план сработал: когда нас в очередной раз собрали в военкомате, объявили, что мне дана отсрочка на два года. Именно такого результата я и ожидал. За забором военкомата меня ждал друг с алкоголем, который мы на радостях тут же принялись (тогда еще можно было легально пить на улице).
Но на этом история не закончилась. Через некоторое время раздался телефонный звонок. Звонили на домашний телефон, по которому у нас давно никто не разговаривал. Я был дома один и мог банально не брать трубку, но зачем-то я ответил. Звонили из военкомата и очень туманно рассказывали про необходимость визита для оформления документов. Я сразу понял, что дело явно не в них.
Сейчас я, конечно, понимаю, что мог спокойно их проигнорировать и никуда не ехать: повестки не было. Но я был молод и глуп, потому поплелся в военкомат. Там мне вручили повестку, объявив, что планы изменились и Родина остро стала во мне нуждаться. Но я также был очень нужен отделу образования, поэтому служить меня отправили в резерв. Через несколько дней после этого меня попробовали призвать. Военком, даже несколько извиняясь, сказал приходить завтра.
О самой «службе» сказать особо нечего. Все та же бесполезная фигня, только в лайтовом режиме. Мы это называли «санаторием с военно-патриотическим отклонением». Мой «заезд» оказался еще и экспериментальным: мы отслужили за год, призываясь два раза на 3-4 месяца.
Андрей Бошель, SMM-специалист
Моя история службы в армии проста и прозаична, как выдача зарплаты 25-го числа каждого месяца. Позвали – пошёл. Отпираться и рыпаться было бессмысленно. Особенно отчётливо я это понял во время первой своей медкомиссии в 16 лет. Ребята там не делились на хороших и плохих. Ты или хромой (косой и т.д.), или годен. Подобная градация немного удручает, но с другой стороны не оставляет тебе права для манёвра. Ответ очень прост и сложен одновременно. Тебе остаётся только выбрать.
Мой выбор в 19 лет не был чем-то особенным. С одной стороны, отработка на заводе с 6 утра до 16 дня. С другой – маячат лысая башка и заучивание устава наизусть. Честно – я долго не думал. Все те, кто косит сегодня от армии, просто никогда не работали по распределению на железобетонном заводе. Вот уж воистину рил ток.
Медкомиссия была максимально простой и отвязной. Она давала мне возможность не вставать в 4 утра на смену, а подрыхнуть до 8:00 в ожидании своей очереди на медосмотр в поликлинику. В моих интересах было закончить медкомиссию до начала призыва, но при этом прогулять как можно больше оплачиваемых «отпускных», отведённых мне военкоматом.
Два месяца походов по врачам, всевозможные ЭКГ, велосипеды, глотания трубок, следующих в желудок, и подобные сопутствующие «прелести» отбора в армию были позади. Я получил гордую отметку «годен» в личном деле и удостоился чести самому выбрать свою команду. Выбор был построен по простому принципу: чем дальше — тем лучше. Дальше не получилось. Лучше – тоже. Меня ждали Барановичи, а я их совсем не ждал.
Сборы, отдых и всё сопутствующее прошли очень быстро. Были собраны две зубные щётки (одна для себя, а другая для туалета (ну, на всякий случай), мыло, старый мобильный телефон, туалетная бумага, бритва и крем. А большего и не надо. Утром 20 ноября всё понеслось. Дальше как в тумане: подъёмы, дисциплина, присяга, плац, казарма, отбой. Снова подъём, завтрак, обед, ужин и отбой. День за днём, как пел Корж.
Полтора года пролетели как миг. Не всегда приятный, но очень полезный. Почитать побольше об этом времени можно тут.
Вадим Борисевич, автор
Мои отношения с военкоматом начались после окончания университета. По распределению я попал в Брест, здесь же планировал проходить медкомиссию и в случае чего призываться. Однако оказалось, что распределения недостаточно для того, чтобы приписаться к местному военкомату: нужна была регистрация. Так я начал ездить в Лиду чуть ли не каждую неделю: медкомиссия требовала жертв.
Как и всем адекватным членам общества, мне не сильно хотелось надевать военные сапоги в 22 года. Но по всем пунктам я не дотягивал даже на отсрочку: гипертония 1-й степени, плоскостопие 2-й, а 95 кг веса – лишь избыточная масса тела, но никак не ожирение. В итоге меня определили в ПВО. За две недели я уволился с работы, получил выходное пособие и обрил голову. По классической схеме отпраздновал проводы и за день до отправления пришел на итоговую комиссию. Волнение было сильным, как впрочем и похмелье. Это привело к тому, что у терапевта мое давление поднялось до отметки 180/90. В итоге я никуда не поехал, а был отправлен на дополнительное обследование. На нем подтвердилась гипертония 1-й степени, и весной я должен был пойти служить.
Но не пошел – психанул. Военкомат кидал в почтовый ящик бумажные огрызки с просьбой прийти на медкомиссию. Юридической силы они не имели, а мне было накладно кататься туда-сюда по первому зову. Я не скрывался. Все знали, где я работаю, но военкомат по классической схеме запугивал и терроризировал родителей. В конце концов они прислали мне повестку на работу. Я приехал, прошел комиссию, но в весенний призыв уже не попадал.
Дальше решил не мучиться – и сделал регистрацию в Бресте. Бегать по кабинетам к этому времени изрядно надоело, и я пустил все на самотек. Решил: раньше пойду – раньше выйду. Но брестские врачи оказались бдительными: отправили меня к кардиологу на подтверждение гипертонии. Я думал, что это будет просто бумажная процедура: переписали на новый бланк, поставили штамп – и готово. Каково было мое удивление, когда меня отправили в городскую больницу на обследование.
Это была мечта ипохондрика – проверяли с головы до пят. Две недели я исправно ходил и сдавал анализы, на меня вешали холтер и прочие невнятные приборы. Кардиолог, курировавший меня, делал все молча, и о результатах обследования я мог только догадываться. По итогу мне выдали заключение, в котором было написано AB-блокада II-й степени. Google выдал много устрашающей информации, но меня заинтересовала лишь одна желанная аббревиатура – НГМ (негоден в мирное время).
Радости не было предела: с заветным заключением я побежал к терапевту в городской военкомат. Оттуда через какое-то время в областной – за подтверждением. К тому времени мне исполнилось 24, и заветный “военник”, выданный на три года, говорил о том, что я вряд ли узнаю о прелестях воинской службы.
Роман Чмель, фотограф
У меня довольно простая история. Во времена моей призывной юности военкомат был более лояльным. По рассказам знающих людей существовал даже небольшой конкурс: призывников было больше, чем план области по ним. Ещё во времена учебы в университете у меня обнаружили пролапс митрального клапана (ПМК). В 2009 году я оканчиваю университет и спокойно иду на отработку. Целый год я не получал никаких повесток. Первая пришла в 2010 году.
Я пришел в военкомат, прошел медкомиссию, и мой диагноз был подтвержден. Сейчас он для службы в нашей доблестной армии не является проблемой, а тогда послужил причиной выдачи мне военного билета. Я был признан негодным в мирное время и через два года должен был прийти на переосвидетельствование.
Осенью 2012 года я готовился к полету в США. Тогда мне и пришло приглашение на переосвидетельствование. На тот момент мне исполнилось 26 лет и армия никак не входила в мои планы. Я пошел на комиссию с целью быстро продлить военный билет и продолжить свои заокеанские сборы. Но не тут то было. Законодательство поменялось, и с моим диагнозом начали призывать. Медкомиссия затянулась: на холтер очередь была на месяц вперед, на велосипед – три.
Я понял, что если я буду проходить ее полностью, то о США можно забыть. Выбрал, конечно же, второй вариант и в начале зимы улетел за океан, так и не пройдя до конца медкомиссию. На родине меня никто не искал: к тому моменту мне исполнилось 27 лет – заветная возрастная отметка мужчин в РБ. Прилетел, забрал военный билет – и все: моя история на этом заканчивается.
Максим Засимук, автор
Сразу скажу, что не служил. Даже несмотря на то, что периодически накрывает желанием плюнуть на всё и добровольно вступить в ряды доблестных вооружённых сил. Накрывает, но всё реже и реже. На самом деле, моя ситуация до обидного заурядна, если ты украинец, и довольно вопиюща, если ты беларус.
Летняя сессия, июнь 2011 года. Впереди – каникулы, копчение на одесских пляжах и попивание сидра с друзьями на вечерних фуд-кортах под открытым небом. Жизнь хороша! Но тут ещё молодого Максима осеняет: «Третий курс! Я взрослый мужчина, которому пора бы уже делать деньги». До сих пор не знаю, что за чёрт меня дёрнул в тот момент.
Сказано – сделано. Я принимаю волевое решение (не предупреждая родителей) с вершин своей юношеской глупости и максимализма, отправляюсь в деканат, встречаюсь с деканом и перевожусь на заочное обучение, чтобы осенью не отвлекаться на Шпенглера или Шопенгауэра, а спокойненько наращивать себе капитал.
Не учёл я, пожалуй, только один нюанс – перевод на заочку лишает отсрочки от армии. «Вы такой-то такой-то? Явитесь в военкомат для уточнения данных», – раздался звонок от почуявшего свежее мясо военкомата буквально через неделю после перевода (как они так быстро работают?!). Уточнять данные я шёл с твёрдой уверенностью, что служить не пойду: полтора года терять совсем не хотелось, а отодвигать далекоидущие планы – и того меньше.
Уточнение данных, как вы понимаете, закончилось полным медосмотром – так уж у нас работают. Спасибо и на том, что не отправили сразу в часть, не дав попрощаться с родными (именно в такую ситуацию попал мой хороший друг, отправившийся просто уточнить данные в свой день рождения и встретивший праздник уже в казарме).
«Ну всё, пойдёшь в десант! Нам такие нужны!» – радостно заявил мне военком после того, как оказалось, что я здоров как бык. «Впрочем, есть и варианты», – добавил уже тише. Как вы все понимаете, я выбрал вторую опцию. В чём её суть – думаю, понятно каждому. Военник, к слову, не забрал. Так он и лежит мёртвым грузом в военкомате, дожидаясь моего возвращения на Родину.
Никита Ярош, автор
Так уж случилось, что к своим 22 годам я так и не смог вспомнить тот неловкий момент, когда я все-таки решился одолжить у государства хоть что-нибудь под полуторагодовые казарменные проценты. Поэтому вроде как дремлющее в каждом мужчине желание топтать плац во славу Родины во мне так и не пробудилось. Однако кто я такой и какое имею право оспаривать основополагающие милитаристские основы нашей великой державы? Пришлось-таки отправиться в военкомат, заранее вооружившись необходимыми для прохождения медицинской комиссии документами (сбор которых – отдельная история).
В то время я страдал (и это отнюдь не преувеличение) вегетососудистой дистонией, о чем, разумеется, оповестил местного психиатра. Который, к благодарному слову, не стал отыскивать во мне «косящего» всеми правдами и неправдами и отнесся к моим проблемам со здоровьем обстоятельно. Он тут же отправил меня на обследование в психиатрический стационар (судя по всему, не меньшую роль сыграл и полученный мною ранее диагноз «депрессивные и тревожные расстройства»). Там я и просуществовал по всем законам жанра чуть больше недели в достаточно странном диссоциативном режиме.
Гиперболизировать не стану – какой-нибудь местный Кизи вряд ли бы нашел на Плоской достаточное количество фактуры для местной адаптации «Полета…», однако назвать условия адекватными язык все-таки не повернется. Правда, в том нет вины медицинского персонала, но есть вина соседей – вернее, соседа, который отчего-то счел уместным буквально построчный пересказ сюжетов всех частей «Рокки». Спасали романы Гамсуна и публицистика Цветкова, прихваченные с собой по случаю ожидаемо-огромного количества свободного времени, ведь дергать нас по врачам стали только под конец отпущенного бумагами срока.
Затем последовали вопросы формата «Пишешь ли ты стихи?» (ответ, к сожалению, утвердительный), «Что означают твои татуировки?» (тут пояснительными скобками уже не отделаться) и все в таком же духе классического набора начинающего психопата. В итоге «на волю» я вышел человеком под грифом F61.0, в простонародье – «смешанное расстройство личности».
Фотографии — @andreleboshel
Для отправки комментария необходимо войти на сайт.