«Поэзия — это не спорт». Три брестских поэта, о которых вы (возможно) не знали

Брест — город творческий. Однако в XXI веке одного таланта недостаточно, чтобы о тебе узнало большое количество людей. Для этого постоянно нужно себя пиарить, продвигать, продавать. Благодаря этим навыкам зачастую на передний план выходят люди, которые к искусству имеют достаточно посредственное отношение. Наши сегодняшние герои не из таких. Мы поговорили с тремя брестскими поэтами, которых вы (возможно) не знаете, но с творчеством которых обязательно стоит ознакомиться


Евгений Бесчастный

Моя бабушка знала много стихов наизусть и читала их мне, чтобы развлечь. Это были взрослые и грустные стихи — Пушкина, Лермонтова, Есенина — но, как мне кажется сейчас, несмотря на совсем ранний возраст (4-5 лет), я всё понимал. Если не сам смысл, то, по крайней мере, настроение, тот механизм, который приводит в движение поэтическое вещество.

Не знаю, сформировали ли бабушкины чтения во мне тягу к поэзии или просто помогли раскрыть врожденную склонность, но где-то с пяти лет я всё время лепетал про себя какие-то стишки, считалочки, песенки. Около девяти лет завел тетрадку для стихов. Тогда же началось так называемое сознательное творчество: когда садишься за стол именно с целью писать стихи. По-настоящему же “ловить волну” я стал, думаю, лет с 13. С тех пор я и пытаюсь нащупать что-то невыразимое, а тетрадка и стол как таковые стали не нужны.

К своим первым стихам я отношусь так же, как к первым фотографиям, где ты в ползунках, с соской или в дурацком чепчике. Теперь это кажется смешным, но тогда это был необходимый этап становления. Первые стихи вызывают у меня лёгкую ностальгию. Несмотря на наивность и нелепость, в них была та непосредственность, та свободно льющаяся речь, которую утрачиваешь в зрелости. Теперь всё время на кого-то оглядываешься, с кем-то равняешься. Взрослые стихи кажутся более совершенными, однако чаще всего это дается именно за счет постоянной муштры, самокопания и даже «самоедства». Детские же, несмотря на внешние корявость и аляповатость, исходят из сердца. Легко и свободно, словно ручеек. Это бесценно.

Родные к моему сочинительству относились прекрасно. Как будто с момента моего рождения было ясно, что я этим буду заниматься. Сам я своих стихов стеснялся. Особенно в подростковом возрасте. Прятал, никому не показывал. В том, чтобы показать стихи, есть какая-то крайняя степень откровенности, на которую не всегда просто решиться. Так я считаю до сих пор.

Конкретную мысль, что я буду писать всю жизнь, я сформулировал в 16 лет. На самом деле, увлечением поэзию я никогда не считал. Она им и не может быть — любой поэт это подтвердит. Поэзия — способ ассимиляции с миром, вхождения в него и «впускания» мира в себя. Я был странным ребёнком: не разделял интересы сверстников и всегда находился в стороне. Многие вещи меня сильно ранили. Но в те моменты, когда я писал стихи под их воздействием, то, что открывалось мне во время процесса, как бы всё оправдывало, уравновешивало и с этим миром нас взаимно примиряло. Написание стихов увлечением быть не может: это как зрение, дыхание или мышление.

Моя первая публикация состоялась в газете “Заря” в 2009 году. Восторг по этому поводу был неописуемый. Со временем он поутих: я понял, что это особо ничего не меняет. С тех пор я публиковался в той же “Заре” еще несколько раз, а также в “Брестском курьере”, “Народной газете”, в израильском журнале “Артикль”, на интернет-порталах «Літраж», «Litradio.by», «Textura.club». Последняя публикация была в московском журнале “Homo legens” в ноябре 2017.

Вообще, публикации важны, но можно обойтись и без них. Сейчас не так много площадок для публикаций, и все они довольно закрытые. Да и читают эти издания либо публикующиеся в них люди, либо мечтающие опубликоваться. Получается этакий анклав. Поэтому я стараюсь относиться к этим вещам просто. Чаще всего достаточно выставить стихотворение в Facebook на суд коллег. То же касается различных конкурсов и премий. Во-первых, поэзия — это ведь не спорт. Как определить, кто первый, кто лучший? Тот, кто техничнее, точнее? А если все техничны и точны? Все ведь разные, у всех свое лицо, свое видение, свой мир. Так чей же лучше?

Во-вторых, никакое экспертное жюри не угадает, кого сохранит память через 50 лет. Это непредсказуемая вещь. Сегодня ты жив, публикуешься, побеждаешь в конкурсах, берешь гран-при, регалии и грамоты, а завтра тебя нет и тебя забывают, извлекая из небытия рукописи твоего неудачливого при жизни коллеги. Это естественный процесс. Зачастую все эти конкурсные дела — закрытый мирок, где награды кочуют из рук в руки и всё заранее предрешено.

В-третьих, там, где мы начинаем тешить свое эго, прыгать выше головы, поэзия заканчивается. Мир сегодня и так задыхается от конкуренции. Поэтому иной раз для поэта полезнее, чтобы стихи томились в столе, но были настоящими.

Мой первый и пока единственный сборник вышел в 2017 году в серии “Пункт адліку” минского издательства “Кнігазбор” и называется «Стой!». Я очень долго и упорно к нему шел, визуализировал, продумывал каждую деталь, скрупулезно подходил к его содержанию и порядку стихотворений. Для поэта всегда, даже через тысячу лет, будет важно издать хотя бы один сборник. Пусть он выйдет символическим тиражом и будет пылиться под кроватью, пока не будет раздарен друзьям-знакомым. Сборник — это необходимое завершение этапа: веха, верстовой столб.

Подготовка сборника — очень полезный процесс, возможность взглянуть на себя отстраненно, увидеть все плюсы и минусы своей работы. Если поэт добился, чтобы книга была выпущена не за его счет, это еще и некий акт крещения в поэты. Мне кажется, даже если со временем бумажные книги будут вытеснены электронными, поэтические сборники (хотя бы в единственном экземпляре) будут продолжать выходить по старинке — на бумаге. Чувство, когда ты держишь в руках эту книжечку, прошедшую через руки редактора, корректора, верстальщика и т.д.,— непередаваемо. Ты помнишь, как писалось каждое стихотворение, и вот оно перед тобой в законченном, доведенном до ума виде.

Поэзии я читаю непозволительно мало для поэта, но стараюсь открывать новые имена, не зацикливаться на ком-то одном. Из наиболее важных для меня поэтов могу назвать Мандельштама, Пастернака, Цветаеву, Рейна, Гандлевского, Рыжего. На самом деле, список этот можно продолжать и продолжать. Из недавно открытых авторов — Михаил Поздняев, Николай Ушаков. С удовольствием читаю своих друзей-собратьев по перу, среди которых много талантливых поэтов.

Если говорить о влиянии: самое сильное оказал на меня, конечно, Иосиф Бродский. Когда мне было 16 лет, Саша Васильев выпустил сольник “Черновики”, в состав которого входила песня “Конец прекрасной эпохи” на стихи поэта. Они были очень мощные и необычные, и я удивился, что ничего не знаю о Бродском. В школе нам о нем ничего не говорили. Я начал искать информацию о нем в интернете, читать его стихи. Мой мир перевернулся. Я понял, что можно писать ТАК! Меня накрыло такой тяжелой плитой подражания, что последующие несколько лет я писал исключительно под него. Даже сейчас, когда я уже давно понял, что нужно найти своё, а не подражать, я начинаю писать — и со второй строки уже слышу голос Иосифа Александровича.

Я совершенно не грущу от того, что поэзией особо нельзя заработать. Так было всегда. Сегодня за стихи не расстреливают и не ссылают — и на том спасибо. Пусть хотя бы поэзия останется зоной, свободной от рыночно-финансовой катавасии. Если серьезно, заработать можно, просто не нужно мыслить шаблонно. Собирали же поэты стадионы полвека назад, сборники миллионными тиражами продавали. Важно понять, что мир изменился и сейчас зарабатывают не стихами, а именем, брендом, подкрепленным харизмой, темпераментом и качественным продуктом, которым могут стать и стихи.  С появлением интернета и соцсетей всё это осуществить гораздо легче.

Полозкова, например, талантливый поэт. Однако она же не просто стихи читает. Они на втором плане. Главное — шоу со светом, видеорядом, музыкой. Стихи здесь не особо важны. Их можно заменить чем угодно: лекциями о моде и красоте, занятиями йогой, политическими обозрениями и т.д. Главное — создан бренд, который люди узнают. Помимо Полозковой, так же действуют и предприимчивые графоманы, зарабатывающие на отсутствии вкуса у людей: Ах Астахова, Сола Монова и т.д. Если же поэта такой “медийный” вариант не устраивает и он хочет оставаться поэтом в классическом понимании, то нужно смириться, что денег особо не будет. Так, фигуры гораздо более значительные в поэзии, чем Полозкова, остаются гораздо менее известными, а потому и почти ничего не зарабатывают стихами.

Поэзия для меня — некий абсолют, дао, суть всех вещей, выраженная в слове. Некое принципиально иное измерение, где всё существует по совершенно иным законам. Попытка уловить словом то, что словом не может быть выражено. Не могу только определить, крайняя ли это степень иллюзии, либо, подобно медитации, грань сознания, где иллюзии рассеиваются.

Строить творческие планы для поэта — почти моветон. Слишком переменчива муза. Бывает, пишешь по три стихотворения в день, а потом наступает период — ни строчки по полгода. Сейчас я не пишу уже месяца два-три. Готового материала хватает, можно собирать вторую книгу, но время ещё не подошло. С первой бы разобраться. Очень хочу попробовать себя в прозе, написать серию коротких рассказов. Ещё более заманчиво для меня — создать большой полноценный роман. Задумка уже есть, но приступать боязно.

БРЕСТ

Близкие улицы с постепенным суженьем.
Узкие улицы с односторонним движеньем.
Заговор улиц: все ведут до вокзала,
где много птиц над составами, времени мало.

Дворы проходные, дышащие на ладан.
Постой со мной рядом, просто постой со мной рядом.
К ветру спиной, собою ветер пронзая,
как рана сквозная. Жить, ничего не зная.

***

День, который никогда не кончится:
мама с яблока срезает кожицу;
та, заплетаясь в шестёрки, восьмёрки, нули,
уже достаёт до земли.

Голое яблоко с уязвимой мякотью.
Тронь – и заплачет, жижею, кашицей, слякотью
станет. Увечное яблоко в синяках
тает в твоих руках.

В трепете тюля, в пляшущем кружев неводе,
гляди, загнездились зимние гуси-лебеди.
Последний солнечный заяц в закат слинял.
Я вгрызаюсь до самых семян.

Я твою сказку слушал. Теперь моя очередь.
Будет она небольшая: с утра на работу ведь.
Тебе – в детский сад, что за нашим окном.
Мне – стеречь этот дом.

Юркнувшим на пол скользким семечкам бронзовым
приклеиться предстоит к детским пяткам розовым,
чтобы по свету всему разносить без конца
часовые яблочные пояса.

Зелёными звёздами крон, одинокими пятнами
в сад безграничный, видишь, сходятся яблони
и от подземного семени тянутся в рост
до семечек неба, до звёзд.

Тянется, извивается тонкая кожица,
путается, но распутается, и сложатся
в одну прямую наши черты лица.
День, которому нет конца.

Маргарита Назарук

Трудно сказать, в каком возрасте человек открывает для себя поэзию. Неосознанно, конечно, в раннем детстве, когда первые стихи читает мама или папа, когда получаешь первую книжку с детскими стихами и знакомишься с Чудо-деревом или Рассеянным с улицы Бассеяной, когда в детском саду учишь стихи на праздник… Осознанно начинаешь вникать в поэзию гораздо позже.

Лично я осознанно встретилась с поэзий во время ранней юности, когда мне было 13-14 лет. Первыми моими поэтами были «шестидесятники»: Евтушенко, Вознесенский, Рождественский, Ахмадулина. Пожалуй, Евтушенко был моим «папой» в поэзии. Двухтомник его стихов был первым проглочен в то чудесное время и совершенно, абсолютно и навсегда стал моей пристанью. Эти книги и сейчас рядом со мной, нежно хранимые, будто письма родного человека.

Потом было удивительное открытие Вероники Тушновой и Риммы Казаковой: таких непохожих, но одинаково близких и понятных мне в пору первой любви. Никто не превзошел нежные строки Тушновой: «Улыбаюсь, а сердце плачет в одинокие вечера. Я люблю тебя. Это значит — я желаю тебе добра». Бойкая беззащитность и звонкая грусть Риммы Казаковой по-прежнему мной любима: «Пока в моей крови, в глазах, видавших виды, святая боль любви, ещё не боль обиды…».

После была Лариса Васильева и её строчки, звучащие своей особенной музыкой до сих пор.

«Никто не знал — ни люди, ни планеты,
что горячи холодные огни,
что луны плачут сладко, как поэты,
смеются так же горько, как они».

Именно тогда, наверное, почувствовала, что простые слова, сложенные определённым образом и звучащие, как музыка, могут творить чудеса. Осознание того, что в одной строке может уместиться целая жизнь, а в одной строфе — целый мир, приводило в изумление и восторг. Тогда же я начала пробовать рифмовать и свои собственные чувства.

Первые стихи так и остались смешными, но искренними «нелепышами». Они до сих пор хранятся в старой коробке на дальней полке шкафа. Меня что-то останавливает и не даёт ни открыть эту коробку и окунуться в юность, ни выбросить её. Просто знаю, что есть она и мои искренние строчки. В то время я ни с кем не делилась своим поэтическим словом. О том, как бы к этому отнеслись родные, остается только гадать.

Не могу сказать, что пришло какое-то осознание, что стихи — часть жизни. С ними живёшь неосознанно и естественно. Как дышишь, видишь. Они просто есть. Чужие, свои… Иногда перестаёшь их слышать в себе и просто живёшь, занимаясь семьёй, домом, делами, работой. Иногда не знаешь, куда деваться от мыслей, перетекающих в строчки. Тогда будто вылетаешь из «сегодня» и попадаешь на время в другое измерение.

О публикациях я долгое время не задумывалась. Мне было лет двадцать, когда на мои стихи моя же подруга начала писать песни. Потом я и сама этим увлеклась. Всё продолжается уже более 25 лет. Пишутся стихи, сочиняются песни. Их не так уж и много, но все они дороги, каждая — по-своему. Всё это для себя и для узкого круга друзей.

Десять лет назад сын зарегистрировал меня на портале Стихи.ру. Там я и публикую до сих пор многое из того, что пишу. Там же нашла пишущих друзей, понимание и поддержку.
Только несколько лет назад друзья уговорили опубликовать мои стихи в печатном виде. Первая публикация была в питерском сборнике литературного объединения «Огни гавани». Ничего особенного после этого, к сожалению, не испытала. Радовало только то, что мои строчки там среди строчек близких и понятных мне поэтов. Потом было несколько публикаций в областной газете «Заря». Ещё были публикации в международном сборнике киевского издания «Артелен», в альманахе «Метаморфозы» и недавно в «Немиге».

Также я участвовала в двух фестивалях бардовской песни: «Солнечный» и «Полоса нейтральная» имени В.С. Высоцкого (международный бард-форум). На обоих получила дипломы. Читать свои стихи на публике я начала пару лет назад. Я вижу определенный смысл в том, что поэтическое слово не просто написано, а может иметь голос. Я стала даже получать удовольствие от того, что читаю стихи и слушаю других. Именно поэтому я и затеяла поэтические квартирники.

Издавать свой сборник я не собираюсь. Не вижу в этом смысла. Наблюдая, как трудно они распространяются моими друзьями, понимаю, что не хочу с горечью смотреть на стопку книг, которые остались после дарения части тиража своим друзьям. Это немалые финансовые и душевные затраты, которые я пока себе не могу позволить. Однако я с уважением отношусь к тому, что другие поэты издают свои книги, и радуюсь за них. Возможно со временем я поменяю свою позицию в этом вопросе.

От мысли, что стихами денег не заработать, не грустно. У меня есть работа, а стихи — это для души. С деньгами почему-то это творчество у меня не вяжется. Полозкова и Астахова, наверное, просто не мои авторы, поэтому их проекты мне не интересны. Но сочетание стихов с музыкой вообще кажется хорошим взаимодополнением. Хотя и очень не простым в работе и исполнении. Из современников мне куда ближе Е. Чепурных, Н. Лобанов, Т. Карякина, Л. Шарга, О. Суханова и т.д. Интересных талантливых авторов сейчас много.

Поэзия для меня — это полёт, вдохновение, свет… Немного пафосно звучит, но это так. Наверное, словами это ощущение точно объяснить нельзя. Мне кажется, и не надо. Все объяснения в стихах.

Особых творческих планов у меня нет. Хорошо, если вдохновение по-прежнему будет заглядывать. Также хочется сохранить квартирники и возможность общаться с пишущей братией.

Постирушка

Затевает осень постирушку,
Чтобы освежить мечты-надежды…
Вот и я спешу к своей подружке
С ворохом поношенной одежды…

Нежность запылённую стираем,
Осторожно отжимаем счастье
И развесим на заборе рая
Все его потрёпанные части…

Прополощем грусть в прозрачных лужах
И просушим ветром на рассвете.
А рассвет вздохнёт, вознёй разбужен,
И улыбкой солнечной ответит…

Затевает осень постирушку…
Что ж, прощайте, шёлковые платья!..
От загара летнего и душу
Принесу сегодня отмывать я…

Косынка

Откуда нам с тобою это знать…
Что там, за той синеющею дымкой,
Где машет кто-то белою косынкой,
Где шелестит страницами тетрадь…

Там будущих печалей череда,
Открытий и побед хмельное эхо…
Там отголоски чьих-то слёз и смеха…
И снова холода и города…

Там грустные слова и лунный свет…
Прохладная роса, хрустящий иней…
Там день осенний между строк застынет…
И, может быть, мы в нём найдём ответ

На тот вопрос, единственный вопрос,
Который мы сейчас задать не смеем…
Который скрытым будущим синеет,
А в душах наших нежностью пророс…

Там — ты идёшь… В твоих руках тетрадь,
Полна стихов, полна признаний пылких…
И я машу, машу тебе косынкой…
И ты меня не сможешь не узнать…

Анастасия Смилина

Я начала читать в 4 года. Круг чтения был широк, беспорядочен и не так чтобы оригинален. Стихи любила всегда. Зачитывалась книжками Чуковского и Маршака. Ко второму классу начальной школы трёхтомник Агнии Барто легко уживался в моём сознании с пьесами Шекспира и «взрослыми» стихами Есенина и Блока. Из наиболее любимых поэтов в подростковом возрасте могу выделить Лермонтова. После него увлеклась Ахматовой, чуть позже — Цветаевой.

Массу стихов разных авторов знала наизусть. В 21 год прочла случайно в газете «Стансы» Бродского («Ни страны, ни погоста не хочу выбирать…»). Начала искать его стихи. Несколько лет он был для меня самым-самым. Эпизодически пробовала сама сочинять, но это были скорее попытки подражания, а не стихи. Я их не сохраняла, никому не показывала и вообще не принимала всерьёз. Так продолжалось лет до 28, когда во мне стали происходить некие переосмысления.

Я помню, как сочинила первое стихотворение. Решила поздравить друга с днём рождения в стихотворной форме, обдумала, что именно хотела бы написать, начала укладывать мысли в размер, искать рифмы (это мне всегда легко удавалось). Но что-то произошло: откуда-то сами собой стали возникать совсем другие слова и смыслы, целые строчки и строфы. С этого момента меня, что называется, «накрыло». Я стала меньше читать — больше писать. До сих пор у меня эти два процесса плохо сосуществуют в одном промежутке времени: чем больше читаю, тем реже могу что-то сочинить.

Первые свои стихи я люблю (как и все последующие). Они пришли с первым настоящим вдохновением. Рождались легко и были связаны с насыщенным периодом моей жизни. Но я считаю их недостаточно зрелыми, поэтому из написанного в первые года два-три многое не публиковала и не собираюсь. Родные долго вообще не знали, что я пишу стихи. Когда узнали, то отнеслись с пониманием, хотя и без особого интереса.

Я до сих пор часто сомневаюсь, что меня можно назвать поэтом, а не простым «хоббитом» (от слова «хобби»). Мне довольно продолжительное время казалось, что стихи — нечаянное веяние в моей жизни, просто выход эмоций, и это должно скоро закончиться. Однажды я показала несколько стихов знакомому (случайно зашёл разговор), и он спросил: «А почему ты не публикуешься?». В этот момент я осознала, что мне даже не приходил в голову такой вариант развития событий: подумаешь, сочинила сколько-то стишков, так сразу и публиковать? Я задумалась. Слово-то какое: «публикация». Ответственное слово, а я-то у нас лицо скорее безответственное…

Я не испытывала потребности стать частью сообщества (такая потребность у меня вообще развита слабо) и не была знакома ни с кем из пишущих. Тогда мне казалось важным, чтобы стихи соответствовали высоким и, кстати, для меня довольно туманным литературным стандартам (иначе зачем их выносить на всеобщее обозрение). Но чем дальше, тем больше крепло понимание, что стихи — то, в чем я себя проявляю полностью и ощущаю себя настоящей. Это занятие очень важно и ценно для меня.

Человек, задавший провокационный вопрос про публикации, рассказал про сайт Стихи.ру. Там я и начала выкладывать свои творения через некоторое время. Целенаправленным продвижением не занималась, общением тоже (попробовала и бросила, так как слишком переживала из-за всего). У меня были семья, дети, работа. Свободного времени было мало, а стихи приходили тогда часто и без учета режимных моментов.

Этот опыт помог научиться спокойно и даже конструктивно относиться к любым мнениям о моих текстах и моей персоне. К 2012 году у меня созрела потребность получить оценку своего творчества от профессионалов. Как раз тогда на Стихи.ру объявили конкурс «Поэт года». Я выбрала около 20-ти стихов и отправила в редакционную комиссию. Меня номинировали на участие.

Конкурсный альманах издавали на деньги авторов, и за публикацию 20-ти стихов пришлось выложить немалую сумму. Получив свой номер альманаха, я была огорчена уровнем большинства представленных текстов. С другой стороны, откуда бы взялось порядка 2,5 тысяч сильных поэтов (примерно таково было число номинантов). В итоге я вошла в сотню финалистов.

В Москве был издан уже бесплатно сборник «100 поэтов» (он, справедливости ради, был заметно приличнее), и на этом мой запал иссяк. В 2014 году, увидев обновлённый состав жюри, я приняла предложение поучаствовать в том же конкурсе ещё раз (оплатив уже гораздо меньше страниц), снова вошла в финал и утратила интерес к поэтическим конкурсам. Помимо этого, мои стихи публиковались в «Брестском курьере», «Брестском вестнике», журналах «Немига» и «Неман», а также в книге Эльдара Ахадова «Кругосветная география русской поэзии».

В 2015 году я, пройдя через уйму сомнений, решилась издать небольшой авторский сборник стихотворений. Отобрала для него достаточно давние стихи, показала их в Брестском филиале Союза писателей Беларуси. Идею сборника там одобрили и поддержали. Создание книги стало для меня трудоёмкой и интересной творческой задачей. Сборник «Круговорот надежды и мечты» вышел в декабре 2015. Стихи в нём объединены темой любви, её философией, идеей созревания души в чувстве. Взяв в руки первый печатный экземпляр, я испытала неожиданное и ни с чем не сравнимое прекрасное чувство. Один из этапов моей жизни в стихах завершился, получил материальное воплощение и освободил меня для чего-то нового.

Мне нравилось в книжке всё: цвет, запах, шелест страниц, рисунки, и главное — та энергия, которой наполняли меня стихи, со стороны теперь казавшиеся не совсем моими. Я не знаю, имеет ли большое значение для читателей издание бумажных книг в эпоху засилья интернета, хотя многие мои знакомые говорят, что предпочитают читать книгу, держа её в руках. Но для автора издание книги — событие ценное. Другое дело, что книгу надо активно представлять, рекламировать, распространять, доводить до читателей, а это совсем иная тема.

Для меня поэзия — это любовь, а для нее прежде всего важен акт выражения, осуществления, а не степень внешнего признания и материальный аспект вопроса. Конечно, здорово, когда за любимое занятие ещё и платят, однако если не писать не можешь, то куда ты от себя денешься? Как получается, так и существуешь. Я всегда считала, что заработать деньги можно в любой сфере. Просто способность зарабатывать деньги — это отдельный талант, знания и труд. Расхожий тезис о том, что талантливый человек талантлив во всём, меня смешит. Поэтому я бы разделила между собой мух и котлеты.

То, что пишет, например, Ах Астахова, лично у меня интереса не вызывает, и поэзией я бы это не назвала. Однако то, что она делает, популярно и, видимо, созвучно многим. Имеет право на существование. Каждый находит свою нишу.

Если говорить о творческих планах, то у меня есть довольно большой цикл стихов по фотографиям из путешествий давнего друга. Его зовут Александр Гиль. Это отдельная история. Нам бы хотелось издать общий альбом с качественной полиграфией. Пока думаем, каким образом это осуществить. Нужны заинтересованные люди и деньги.

Дверь

Мне не пленять ни голосом, ни станом,
мне  не вершить великие дела.
Ни гордостью, ни счастьем я не стану,
не разделю борьбу добра и зла.

Мой дух, такой прозрачный и непрочный,
повсюду беззаботно опоздал.
Я лужица, в которой тёмной ночью
вдруг промелькнёт летящая  звезда.

В продышанном окне — зрачок ребёнка.
След чьих-то обретений и потерь.
Я — амальгамы тоненькая плёнка,
поймавшая распахнутую дверь,

за нею — даль и глубина… такая,
что памятью о море иногда
из-под ресниц стекает и стекает
солёная-солёная вода.

В янтаре

Скажи мне о любви. Да-да, о ней.
О той, что безоглядней и сильней
разлуки, боли, смерти… в общем, вечной.
Скажи хотя бы просто: «Есть она,
пускай не всем в одном она видна…».
Пообещай: мол, знаешь, время лечит…

Напомни мне основу из основ:
мол, то, чем я болею – не любовь,
и грош цена моим страданьям ложным,
пока до неба радуга встаёт
и Бог – за самолётом самолёт –
материки сшивает осторожно.

Что глаз твоих янтарная смола
мой силуэт надёжно вобрала,
что я в тебя вросла, как муха в камень,
и солнце, проходя тебя насквозь,
меня, как неожиданную ось,
за крылья сонно трогает руками.

Скажи, что у него из-под руки
с вершин ползут большие ледники,
и где-то там, наверное, под вечер
серьёзный Кай, послушный холодам,
пытается сложить осколки льда
в такое непростое слово «вечность»,

а мы с тобой – такие янтари!..
и будут марты, будут январи…

…Не надо. Ничего не говори…

Иллюстрации — Hana Jang

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: