На прошлой неделе в Брестском академическом театре драмы проходил «Пестрый тюльпан» — международный фестиваль мастеров искусств. Мы посетили первый день — самый академический по программе и самый сложный для восприятия. Репортажная вылазка обошлась без приключений, но материал пришлось «мариновать» несколько дней: прежде чем оформлять отчет с концерта, впечатлениям нужно было дать осесть. В итоге, рискнув не обходиться скупыми отписками в духе «сопрано пело — ф-но играло», мы получили рассказ о том, как классическая музыка пробралась под рубашку одного человека, заколола до слез и добилась своего.
Фестиваль «Пестрый тюльпан» развернулся в Бресте в третий раз и продолжает нарушать законы гравитации в культурном пространстве: держится на спонсорстве, не тревожа многострадальный городской бюджет, и возит нестандартную экспериментальную программу, сочетая редко исполняемую в Беларуси классику с шоу барабанщиков и театром современной хореографии. «Пестрый тюльпан» вырос из идеи фестиваля «для себя», оброс командой организаторов, подтянул в партнерство бизнес-тусовку, освоил продвижение в Facebook и, надеемся, не снизит свои мощности.
Репертуар первого дня фестиваля состоял из оркестровой, фортепианной и вокальной музыки ХХ века. В программе не посвященному в тонкости истории музыки могли броситься в глаза знакомые фамилии Шопена, Монюшко, Дебюсси и Равеля. Если же за плечами у вас оконченная музыкальная школа (то есть до курса белорусской музыкальной литературы вы добрались), тогда среди исполнителей вы заметите имя Игоря Оловникова, и оно тоже покажется знакомым. Все верно, это сын того самого Владимира Оловникова — белорусского советского композитора, ректора Консерватории и автора песни «Радзіма мая дарагая», мелодия которой стала позывным Белорусского радио.
Если вы бываете в театре так же редко, как среднестатистический горожанин, советую ловить каждый момент. Можно, конечно, потратить время на скептические поглядывания из-за неуверенности, что и люди странные, и разодеты причудливо, и мизинцы торчат. Но лучше окунаться с головой в эту игру, проникать в момент.
Вам в глаза в первую очередь бросятся повышенная нарядность и парфюмерная плотность в фойе. Но часом раньше вы столкнетесь с нависанием над личным гардеробом, подбирая одежду к непривычному дресс-коду: чтобы не слишком торжественно, не слишком обычно, не слишком кричаще и не слишком видно, что будете сегодня смотреть на клавесин или два рояля на сцене впервые.
Такие концерты собирают тот самый бомонд (высший свет), про который мы шутим на мероприятиях поприземленнее. Здесь большинство старше вас — музыкальные педагоги, артисты, художники, доктора, бизнесмены, а также, будем надеяться, ученые и критики. Слушателей классики обычно куют музыкальные школы, но к такой музыке, конечно, может быть причастен любой образованный и/или любознательный. Все в приподнятом настроении, рады старым знакомым, некоторые причащаются в буфете, другие элегантно курят на крыльце.
Минуя не менее нарядных гардеробщиц (хотя они по форме!) и администраторов, ко второму-третьему звонку ароматная масса стеклась в партер. Беглое ерзанье в бархатном кресле, телефон на беззвучный, и настраиваем прицел на сцену. Не теряем из рук программку, смело рассматриваем гостей и погружаемся в атмосферу театра: все немного волшебное и немного бутафорское, простое и парадное, с характерным глухим звуком. После третьего звонка — внимание.
Нас приветствуют ведущие, с выражением читают шапку с программки и передают слово арт-директору фестиваля Валентине Мальцевой. Ловишь себя на мысли, что затасканное выражение «творческая интеллигенция» здесь звучит уместно, а фраза «Искусство — вечно» возвышенна и ничуть не пошла́. Продолжаем погружение в контекст.
I отделение
Первое отделение открывала вокалистка из Варшавы Йоанна Фрешель (сопрано) с программой «Польская вокальная музыка от А до Я». Обаятельная жеманность, кротость, виртуозный вокал. Перебирая голосом, как по клавишам, Йоанна показывала зрителю, что такое «интонационный» юмор: мы не знали, о чем текст песен, мы лишь слышали и видели их. И усмехались в ответ на кокетство певицы.
Если Фредерик Шопен и Станислав Монюшко звучали привычно классически, то более поздние композиторы (К. Шимановский, А. Пануфник, З. Мыцельский, В. Лютославский, С. Замушко) «пощекотали» авангардными ходами. Слуху мелодические ходы были не понятны, резки, кричащи. Но бархатная и непоколебимая манерность сопрано убедила нас, что все диссонансы под контролем.
Замечали ли вы когда-нибудь работу концертмейстера в дуэтах? Все внимание обычно отдается солисту. А зря! Концертмейстер — не меньший виртуоз, профессиональный пианист и напарник не только певца, а всего выступления. Миллисекунды пауз и едва уловимые музыкальные штрихи, делающие посыл артиста не плоским, а выразительным, — это работа дуэта. Обратите внимание в следующий раз. Инструмент в паре вокалисту — это не так второстепенно, как кажется.
Первое отделение продолжил семейный дуэт пианистов — Оливье Мулен (Франция) и Микико Гемба-Мулен (Япония). В 4 руки на одном инструменте исполняли Г. Форе, импрессионистов К. Дебюсси и М. Равеля. Честно говоря, слово «сыгранность» слишком слабое, чтобы отразить уровень близости игры.
Кажется, музыканты просто переливали из рук в руки октавы друг другу, с нежностью и упорством, выдавая сильное цельное звучание. Напряженные скулы и страсть в руках — пианисты чем-то похожи на фигуристов: завораживающие кульбиты при кажущемся легком исполнении. Чтобы фортепианная музыка звучала легко, в нее надо вложить километры клавишного пробега.
При наблюдении за ними невольно думалось о предыстории пары. О том, как пришли в музыку и решили остаться, каким, возможно, был сложным разговор со сверстниками или родителями о том, что дальше — только играть, играть, играть и наращивать технику и пропускную способность (здесь мы уже о настроении музыки, не о текстовом исполнении).
Хотели они стать признанными музыкантами или просто не расставаться с инструментом? Предполагали ли, что встретят супруга-близнеца? Как слушают друг друга — конкурируют или восхищаются? «Испанская рапсодия» Равеля расходилась по залу украдкой и волной: сложная для исполнения и сложная для восприятия музыка, которую слушаешь ответственно — боишься не поймать, не понять. Это какой-то невиданный спектр звука!
Публичная медитация музыкантов завершилась. Объявили антракт.
II отделение
Музыка ХХ века — классика, к которой мы не привыкли. Привычные нашему слушателю представители — Прокофьев, Шостакович, Стравинский, Скрябин. В целом это эпоха отхода от классического звучания, появления диссонансов и стремления к авангарду. Второе отделение началось с «Партиты для скрипки и камерного оркестра ре-минор» Э. Денисова в исполнении Алексея Лукирского и Государственного академического симфонического оркестра Республики Беларусь.
Разбираемся: партита — термин, который для своих произведений использовал И.С. Бах. Это музыкальная форма из нескольких частей, разновидность сюиты. Эдисон Денисов — советский и российский композитор, умер в 1996 году. Камерный оркестр — грубо говоря, урезанный состав симфонического без рояля, ударных и медных духовых.
К такой оркестровой музыке мы, не искушенные салонной жизнью, тоже не привыкли. Во-первых, ребята, клавесин. Это клавишный струнный щипковый музыкальный инструмент, похожий на племянника фортепиано (а на самом деле — его прадед) с черными клавишами и придворным звуком. Во-вторых, каким вам вспоминается оркестр? Это либо духовой-шагающий оркестр, либо симфоническая музыка, которая обваливается своим весом на вас. А тут — нет. Эта музыка геометрична, угловата, даже хаотична.
О скрипке принято говорить как о грустном инструменте, но она скорее рассказчик, повествующий разные по характеру истории. И, кроме печальных пассажей, может звучать устрашающе, философично и даже игриво. Оркестровая обертка не поглощала солиста и не провозглашала его, но вплеталась в мелодию и вбивалась виолончельным клином. Представляете, как это — когда оркестр звучит тихо, но слышно в каждом уголке зала. Пресловутое piano.
Завершал первый фестивальный день «Концерт для двух фортепиано с оркестром ре-минор Франсиса Пуленка». За роялями — профессор Игорь Оловников и брестчанка Марина Кулов, дирижер — Антон Гаккель (Санкт-Петербург).
Фортепиано — единственный настолько самодостаточный в звучании инструмент, который может «переиграть» оркестр и не нуждается в аккомпанементе (как струнные или духовые). Рояль — король по праву: огромный диапазон для мелодии и ризома для гармонии. Дуэту роялей может противостоять только симфонический оркестр в полном составе, не камерном.
Начало — вдох — два аккорда как два прямых удара в корпус. Потом пробежка от роялей, пара пролетов вверх с колющими в спину скрипками, прежде чем мелодия войдет в русло и наберёт силу. Ты рассматриваешь эту музыку во все глаза, подмечаешь вступивших скрипачей, вслушиваешься в синхронность роялей, кивками слушаешься дирижера. «Игрушечно» звучащие такты сменяются назойливыми трубами, вворачивающими в тебя свои ноты, а потом лирический «как будто проигрыш» усмиряет целую сцену.
В какой-то момент наезжающий на тебя звук становится невозможным разделить на инструменты. Кажется, эту музыку нельзя написать-выучить-сыграть, она спускается откуда-то свыше в монолитном виде и загружается в руки музыкантов. Именно наша невозможность представить объемы «черной» работы каждого музыканта в отдельности (от музыкальной школы до вершин личного мастерства) и коллектива на сцене в целом, где каждый добавляет каплю в общую акварель звучания, дает ощущение нерукотворности музыки.
Завершение концерта — покорное задувание мелодии и пара повисших в воздухе нот у флейт. Выдох. Сосредоточенные лица музыкантов сменяются на улыбки — облегчения и довольства. Они всю жизнь посвятили музыке, странному необывательскому пути, и это их возможность увидеть, почувствовать, что всё не зря. Важное ощущение нетленности и неразрушаемости того, что ты сделал, чему научился.
Нам — слушателям — остается только учиться разбираться, учиться слушать, выныривать из рутины простого, которая не способствует пониманию сложного. Фестивалю, участникам и партнерам — поклон за пропаганду классического искусства, за понятную отстройку от любительской лиги самодеятельности. Несмотря на заведомую нерейтинговость темы классической музыки в наше время, призываю вас попробовать.
Классическая музыка не всегда в тренде, но всегда в цене. В такие места редко кто из нас выбирается регулярно, но мы за расширение границ личных мирков, за борьбу со скептическими блочками, за что-то выходящее за ограничители «нравится/не нравится». Попробовали пофлиртовать с вашим любопытством. А вдруг в следующий раз и вы заглянете на концерт с не свойственным вашим предпочтениям репертуаром? Не поленитесь, не зажмите 10 долларов, а придите и попробуйте.
Фотографии — Роман Чмель
Для отправки комментария необходимо войти на сайт.