Во время недавно закончившегося Чемпионата мира по футболу беларуский писатель Валерий Гапеев посетовал на своей странице в Facebook: «Футбол победил литературу. Да и вообще — культуру». В этой сентенции слышатся обреченность и отчаяние, которые свойственны, может быть, только писателю и вообще — человеку культуры. Литература и в целом культура как раз и обрекают человека на отчаяние, ибо дают четкое представление о том, как должно быть и что есть на самом деле.
Но я бы не стал драматизировать. Таким положение вещей было всегда. Я не могу себе представить, что стихи, скажем, Сафо были более обсуждаемыми, чем победитель Олимпийских игр в Древней Греции. Или что Петроний читал бы «Сатирикон» на забитом до отказа Колизее вместо очередного гладиаторского боя. Публичные казни в Средние века вызывали куда больше восторга, чем поэзия Данте, Петрарки или трубадуров. В Советском Союзе, помнится, гордились званием самой читающей страны в мире. Но макулатура, выпускаемая 100-тысячными тиражами, мало кого интересовала. А действительно пользующаяся спросом литература распространялась другими (чаще всего — нелегальными) способами. И обсуждали ее шепотом, на кухнях.
Собственно, ничего не изменилось. Разве что кухни нам заменил тот же Facebook. В Facebook теперь ведутся, мягко говоря, споры, ломаются копья и перья. В целом можно констатировать некоторое смягчение нравов. По меньшей мере не доходит до битья посуды, крушения мебели или членовредительства. И на том, как говорится, спасибо!
Конечно, писателю, художнику, музыканту хочется расширить аудиторию. Дело тут не в тщеславии. Скорее в том, чтобы четко и внятно артикулированные мысли и идеи вонзались острыми шипами в оплывающее жиром тело мира. Увы, мало кому нравится быть уколотым. Пусть даже такая инъекция может принести пользу. Потому и на всех этих культурных мероприятиях, творческих встречах в библиотеках или каких-либо других культурных площадках все меньше публики. Всеобщая грамотность не добавляет человечеству душевной чуткости или, скажем, чувства прекрасного.
Футболист на поле и болельщик на трибуне до последнего мгновения, до финального свистка надеются на выигрыш своей команды. У писателя (или шире — человека культуры) такой надежды нет. Все, что у него есть, — белый лист бумаги перед глазами после утренней чашки кофе. И воспоминание о ночном сне. Кажется, опять снилась картина Мунка «Крик»…
Да и трудно мне вообразить более комичную ситуацию, чем одинокий писатель посреди бушующей толпы чаши стадиона. Страшно сказать, не менее комично выглядят писатели и на церемониях награждения Нобелевской премией. Их нескладные фигуры, обтянутые смокингами, их вечно непокорные пряди волос. И их руки, более приспособленные к печатной машинке, чем к бокалу вина из дорогого хрусталя. Когда я смотрю хронику награждения, мне вспоминается Чарльз Буковски в исполнении Микки Рурка в фильме «Пьянь». Дома, в семейных трусах, с сигаретой, с бутылкой виски или банкой пива. С печатной машинкой и очередным рассказом.
И никакого футбола!
