Василий Сарычев – мастер городских историй. Таких ладно скроенных эссе, в которых тебя обдает теплым приливом от простоты слога и такого же, казалось бы, простого сюжета. В чем магнит? Видимо, в знакомстве с тем, кого не знал, а после пары абзацев — уже распереживался: чем же обернется его история на очередном витке? В каждом таком рассказе – хитросплетение жизней и, конечно же, чувств.
Сейчас автор собирает необходимое для издания второго и третьего томов “спортивной” серии «Миг – и судьба», уже известной многим по публикациям в «Прессболе». Драма спорта, страсть к победе, цена успеха… “Миг — и судьба” состоит из историй о тех, кто покорял пьедесталы, и о тех, кто сошел с дистанции на пути к ним — по самым разным, но всегда непростым причинам. В фокусе — большой спорт и его герои. Герои «времени, которое ушло».
Сбор средств на платформе “Улей” прошел удачно: что просили, то и получили (еще 4 дня можно присоединиться здесь) . Но эта сумма — лишь часть от того, что действительно нужно для дела. Почему так? Все просто: будь запрошенная сумма выше, средства через площадку могли не собрать вовсе. И тогда, по условиям договора, пришлось бы вернуть все. Такой вот краудфандинг.
Автор продает личный автомобиль и готов к диалогу с меценатами. А ведь речь даже не о книгах, сколько о судьбах, запечатленных в них – в том числе о судьбах наших земляков, брестчан. Как еще не дать раствориться этим историям?
С разрешения автора, публикуем одну главу из первого издания, к которому выходит продолжение.
ДЕВОЧКА ИЗ МОЕГО ДЕТСТВА. ОНА ЛЮБИЛА ГИМНАСТИКУ, НО ЖИЗНЬ ОТПУСТИЛА ЕЙ НЕПОЛНЫЕ ВОСЕМНАДЦАТЬ
Глава из книги «Миг – и судьба»
Большой спорт жесток. На каждого выведенного на орбиту приходятся тысячи тех, кого большая игра безжалостно выплескивает, а иногда убивает. Эту девочку из своего детства я запомнил в забавной песцовой шапке с длиннющими ушами, а еще… В венчальном платье с фатой, так шедшей к ее точеному, кукольному лицу – такой Олю выносили.
Конопацкие переехали в Брест из Сибири ради дочери. В Омске стакан клубники тянул на 10 рублей, в то время как у нас килограмм стоил рубль-сорок. Отец устроился на завод, и скоро семья получила квартиру. Так они появились в моем дворе. В четвертом классе подружка уговорила Олю пойти за компанию на художественную гимнастику. Сама секцию бросила, а Оля уже через год выступала на соревнованиях по первому разряду. Скоро стала кандидатом в мастера, чемпионкой Бреста. Пошли частые – каждый месяц – выезды на соревнования. Мама уже ходила к тренеру: нельзя так, надо же и учиться. «Ну что вы, она способная», – и Оля продолжала успевать, хотя круглой отличницей, как раньше, быть уже не могла.
Первый тренер Элеонора Мерсон, видя незаурядность, вложила в девочку душу. Но через год переехала по семейным обстоятельствам в Минск, а в Брест прибыла по распределению молодой специалист из Житомира. Оля стала ее шансом. Когда срок отработки закончился и тренер уезжала на Украину, она уговорила родителей отпустить девочку с ней, нарисовав перспективу попадания в группу прославленной Альбины Дерюгиной: «У Оли редкий дар, я буду с ней там». Оля была управляемым ребенком, скажи мама «нет», вопрос закрылся бы, но Галина Николаевна знала, как Оля хочет попасть в знаменитую школу к великому тренеру, – и она сдалась.
Потом мама видела, что в киевском олимпийском интернате дочери тяжело. Часто ездила в украинскую столицу, спрашивала: может, бросим, уедем домой? Оля отвечала: «Что ты, мама. Никогда!» Она грезила гимнастикой. Хотя писала подругам, как трудно приходится работать. Вроде и довольствие хорошее, и денег мама достаточно передавала, но толку с них, когда жизнь состояла из сплошных запретов. Пирожные нельзя, мороженое раз в четыре месяца, тренировки настолько изнурительные, что на обратном пути все мысли об одном: скорее добраться до кровати. А завтра все начиналось сначала. Но, заболев спортом, она согласна была подчиниться ему целиком. Хрупкая девчушка обладала исключительной силой воли. Наверное, именно из таких вырастают великие чемпионы – и Дерюгина-старшая это, безусловно, поняла.
Альбине Николаевне девочка понравилась сразу. Первым номером в украинской команде шла ее дочь Ирина Дерюгина. При разнице в четыре года они были похожи внешне, только Ира оформилась, а Оля еще худышка, но одинаково грациозны: один поворот головы, даже в чертах угадывалось сходство. И отношения сложились, Оля была не соперницей – продолжением. «Милой Олечке на память от Ирины» – надпишет чемпионка на фотографии. Тренер говорила: дайте мне на нее пару лет… И уже начала обкатывать, возила по городам, где Оля выигрывала первенства в многоборье пока на второстепенных турнирах.
…8 марта 1977-го Оля заскочила домой с очередных соревнований – отпросилась у тренера в Брест поздравить маму. Но чувствовала себя неважно и по приезде сразу легла. Подняв одеяло, мама увидела припухлость на правом бедре.
Сдали анализы. Через десять дней маме сообщили страшный диагноз: фибросаркома.
В панике мама позвонила ночью Альбине Николаевне. Та велела ближайшим поездом везти Олю в Киев, а сама подняла всех врачей. Девочку ждали…
После Киева мама повезла зловещие стеклышки с анализом в Москву к знаменитому доктору Виноградовой. В ЦИТО девочку обследовали 30 дней. Пришли к выводу, что, когда будет подходящий донор, надо пересадить часть кости, но потом выяснили, что Олю уже облучили, и от идеи отказались. То же сказал в Кургане доктор Илизаров: облученная кость с донорской не срастется.
Причиной, спровоцировавшей беду, медики допускали сильный ушиб. Оля призналась, что непослушная булава (в то время деревянная, предмет довольно увесистый) при отработке элемента через раз возвращалась из-под сводов зала на то самое бедро. Упражнение надо изучить досконально, с левой булавой у Оли получалось, а правая поддавалась хуже, приходилось повторять по сотне раз на день.
…Больше полугода при таком недуге протягивали единицы, и мама решила в девятый класс Олю не вести.
Осень и зиму девочка перенесла тяжело. Сидела тихонько в кресле с книгой, вязала. Но чаще всего мама заставала ее задумчиво вращающей в руке мяч. Гимнастика не отпускала.
А к весне случилось чудо: Оля окрепла, вытянулась на 11 сантиметров и превратилась в прелестную девушку. Приехав через год на контроль, предстала перед изумленными медиками. Из 14 детей, год назад лежавших в клинике с такой же бедой, в живых оставались только двое. И тут она – неузнаваемо выросшая, похорошевшая. «Такого не может быть! – изумлялись профессора. – Что вы делали, чем лечились?» Сделали флюорографию (болезнь целила в легкие) – чисто!
Окрыленные, отправились в родной для Оли гимнастический комплекс на Крещатике. Шла тренировка, девчонки работали с предметами, накручивала круги взмыленная Ирина. А юниорки, выстроившись шеренгой, вымучивали заданное тренером упражнение. Оля, не выдержав, поднялась со скамейки, встала крайней и исполнила чисто и изящно – для нее это был пройденный этап. Встрепенувшуюся маму опередила Альбина Николаевна: «Оля, ты за год восстановишься, и займемся в полную силу, а пока не надо».
Еще через год на новом контроле – по-прежнему без изменений, и они решили, что выкарабкались. Оптимизм медиков сдерживался статистикой: возможен рецидив.
В девятый класс Оля пошла со следующим годом. Приняли хорошо, но в душе она продолжала считать своим тот, прежний класс. И когда ее старый десятый «А» вышел на улицу под прощальный звонок – первая Олина учительница Ирина Митрофановна застала девушку неотрывно глядящей через стекло. Боже, какими глазами она на них смотрела!
Мама как никто понимала, насколько надо быть осторожной. «Олечка, детка, ты только не простынь!» – всякий раз умоляла она. Одноклассники привыкли, что весной, когда все гуляли по парку раздетыми, Оля была в неизменном пальтишке. В летнюю жару – с вязаной кофточкой через руку. В ЦИТО с Олей лежала женщина, которая непрерывно орудовала спицами. Девочка присмотрелась, пару раз спросила – и начала делать удивительные вещи. Шапочки, кофты, юбки – она все потом вязала своими руками, продавщицы в магазине интересовались: «Наверное, у вас кто-то в Германии?..» Оля вообще была поразительно способным, на лету схватывавшим ребенком.
На второе лето цветущая Оля приехала с мамой в Москву – Дерюгина пригласила посмотреть какие-то соревнования. Они уже собирались домой, как у входа в метро Олю с мамой догнал человек: «Нужно сыграть в фильме спортсменку, ваша девочка так на эту роль подходит!» Объяснили, что приезжие.
По возвращении в Брест Оля мечтательно произнесла: «А мне хотелось сняться…» Она знала, что в Киеве вышел фильм «Ира, Ирочка, Ирина» про ее старшую подругу. Что ж я наделала, подумала Галина Николаевна, ну пусть бы сходила, а режиссера можно попросить тактично отказать. Поражаясь своей предприимчивости, мама нашла способ отправить Олю на «Мосфильм». Режиссер поинтересовался, смогут ли родители провести с ней в Москве три месяца, а в случае удачных проб отправиться на съемки в Сочи. Ответ лежал на поверхности. Домой Оля приехала спокойная: «По крайней мере, меня посмотрели». Таков был ее характер: была настойчива, но не рвала.
К сожалению, слово «нельзя» преследовало ее повсюду. Однажды шла в школу, как у бровки резко затормозил автобус, из которого высыпали девчонки и с восторженным визгом бросились к ней. Ее киевская команда ехала на соревнования в Германию! Назвали время пересечения границы – счастливая Оля обещала отпроситься с урока и проводить. Но с истории ее не отпустили – учительница не знала, чего эту девочку лишает…
Ее коронным, любимым гимнастическим предметом была лента. Альбина Николаевна говорила: «Олечка, твое упражнение будет у нас всегда, будем передавать его между девочками, пока ты не вернешься». Мяч, лента и булавы находились в Олиной комнате до последнего дня. Девочка просила: мамочка, пусть просто лежат, я не буду их трогать. Совсем поправлюсь – тогда.
Мяч ей в свое время выдала Альбина Дерюгина – чудесный, глянцевый, какой достать было в Союзе не достать. Потом после похорон житомирский тренер попросила отдать этот мяч для ее группы девочек. А булавы и ленты так и лежали в комнате, бередя материнскую память, пока младшая дочь их куда-то не спрятала.
…Два года признаков ухудшения не наблюдалось, а потом простуды пошли сплошной чередой. Подкосила девочку и смерть отца, угасание которого она не могла не перекладывать на себя. Она и простыла промозглым февралем, отправившись в город за лекарством для папы. Хоронили отца в мае – был жаркий день, а на кладбище погода вдруг невероятным образом переменилась, налетел ветер, пошел снег. Оля опять надолго слегла.
Еще летом, обследовав девочку, брестские врачи сказали, что легкое почернело. Срочно отправились в Киев – результат анализа был неутешителен. Мама бодрилась, стараясь не подавать виду. Всю зиму у них на столе не переводились свежие фрукты. Оля была все более задумчива и печальна. Лучшая подруга Ира Занько, жуя у них – невиданное дело зимой 1979-го – огромную грушу, говорила: «Счастливая ты, Олька, все у тебя есть!» – «Мне этого не надо, мне бы пожить».
Она всего пару раз за весь этот черный год проговорилась о своих страшных мыслях. «Я, наверное, скоро умру, – сказала она как-то Зане, которая заволновалась, изменилась в лице, и Оля поспешила ее успокоить: – Что ты, я пошутила». Другой раз в мамин отъезд ночевали вдвоем, Ира втирала Оле в спину жидкость, покупавшуюся в Прибалтике. И брякнула со своей простотой: «Оль, что ты каждый день все втираешь, втираешь… Может, у тебя что серьезное?» – «Я знаю, что не проживу долгую, как все люди, жизнь, это мне врач в Киеве сказала, – и тут же поспешила успокоить: – Но она сказала, что если я буду все выполнять и приезжать к ним на лечение, то смогу прожить еще лет 15-17, а может, и все 20». Приплюсовав к прожитому, девчонки решили, что 35 лет – это вполне приемлемо, до них как до старости – целая вечность. Сегодня Ире и всему нашему выпуску по сорок…
О будущем в этот последний год с мамой как-то не говорили, не хотели загадывать. Оля еще думала – уже все печальней – о своих лентах и булавах. Однажды мама осторожно спросила: «Если не получится со спортом, чем бы ты хотела заниматься?» – и девушка ответила: «Я хотела бы быть врачом».
В школе она появлялась все реже. Когда преподаватели стали ходить на дом, в классе поняли, что дело неважно. Теперь Олю часто навещали. Даже гроза района неисправимый хулиган Ромка кротко сидел, запрятав руки между колен. Приносили конфеты, которые часто оставались нетронутыми: Конопацкие всегда угощали своим. Уходя, забирать отказывались, и тогда Оля стала складывать в полотняный мешок. Говорила, съедим на мое восемнадцатилетие. Мешок быстро рос и толстел.
За две недели до Олиной кончины мама повела дочерей в кино. Смотрели «Сибириаду» – бесконечно длинный, тяжелый фильм, с которого вышли подавленными. Хотелось скорее домой. Они были уже недалеко от остановки, когда Оля воскликнула: «Автобус!» – и вспорхнула, ускорилась, не заметив предательской бровки. Боже, как она упала! От этого удара загудел асфальт – у мамы потом годами стоял в ушах тот ужасный, чудовищный гул. Оля сразу обмякла, словно ушла из нее какая-то искра.
Узнав об Олиной смерти от встреченной одноклассницы, Ира не заплакала. Добредя домой, она яростно взялась за уборку. Это продолжалось час или больше, пока ее силой не оторвали от пылесоса. Наконец она пошла к Конопацким.
Оля в пижаме и с двумя хвостиками еще лежала в кровати, словно спала. Мама была без чувств, а ее сильная, грубоватая подруга сказала Ире, что та будет Олю одевать, решительно отрезав: «Сможешь». Не помня себя от страха, девочка надевала колготы на окоченевшее тело – ножки, будто на ковре, напряженно оттягивали носки.
Последним летом, когда девочки отдыхали в санатории, мама привезла чудесную кремовую ткань для выпускного бала. Оля в нее завернулась, все были в восторге. И вот теперь из этой ткани знакомая портниха за ночь шила погребальное платье. Наутро купили фату и колечко.
Класс дежурил у гроба всю ночь. На могилу поставили огромную немецкую куклу – Оля о такой когда-то мечтала. На поминках поднялся парень и совершил то, чего не решался сделать при жизни, – признался в любви.
Через десять дней Оле исполнилось бы восемнадцать. 17 марта ребята снова собрались у Конопацких, весь класс. Давясь слезами, они ели те самые конфеты из полотняного мешка.
Всю весну на Олиной парте одноклассники выставляли эту фотографию. Сумасшедший десятый «Г», как его называли, поменялся неузнаваемо.
В Киеве продолжала просеивать таланты Альбина Николаевна Дерюгина, но такой найти не смогла. Чемпионская вакансия между Ириной Дерюгиной и родившейся на девять лет позже Галиной Белоглазовой так и осталась незаполненной.
Василий САРЫЧЕВ
страница в facebook
страница проекта на «Улье»
Фотографии носят иллюстративный характер.
Источники: spartak24.ru, rgym.info
Для отправки комментария необходимо войти на сайт.