Вера в вампиров или в схожих по способностям созданий существовала практически в каждой культуре чуть ли не с начала времён (например акшары в шумерской мифологии), но почему-то родиной мифов о вампирской заразе считаются именно Беларусь, Украина и страны Балканского полуострова. Хотя упоминания о кровожадных мертвецах встречаются и в куда более ранних легендах: это и древнегреческие и древнеримские эмпусы и ламии, кельтские ланнан ши, жуткие лугару, питающиеся мозговым соком через шею, чешские нелапси, способные убивать взглядом и пожирающие одновременно и людей, и домашнюю скотину.
Непреложный факт заключается лишь в том, что древние народы, не имевшие никакой возможности к соприкосновению, имели практически идентичные мифы о вампирах, различающихся по силе и степени отвратительности. От лишь немногим более опасных, чем обычный человек, до обладавших способностью влиять на погоду и владевших силой сотни взрослых мужчин.
Хотя не исключено, что легенды о носферату — лишь мистифицированное толкование симптомов порфирии.
Порфирия — наследственное заболевание, основные симптомы которого — деформация суставов, непереносимость сульфатной кислоты, содержащейся в чесноке и оголение резцов, которые окрашиваются веществом порфирином в алый цвет. К тому же солнечный свет провоцирует распад гемоглобина у больного, что приводит к возникновению шрамов, язв и ожогов, вынуждая вести исключительно ночной образ жизни.
В Беларуси, разумеется, настолько жуткой нежити нет. Беларусам, как жителям Восточной Европы, свойственны скорее верования в волкодлаков и каноничных, фольклорных вампиров, которые способны рассеяться туманом, обратиться в кошку, крысу или волка, и обязаны до первых петухов уже лежать в домовине. Полнейшая уверенность в реальности этих существ приводила к тому, что волкодлакам, или оборотням в простонародье, в некоторых регионах (например на Полесье) поклонялись как тотемным зверям и приносили жертвы, а любого умершего при загадочных обстоятельствах обезглавливали и сжигали, чтобы покойник не вернулся уже в качестве упыря.
Кстати, целенаправленной охоты, как в Европе, где по малейшему подозрению частенько сжигали даже банальных любителей прогуляться по ночам, в Беларуси никогда не было. Боролись с нечистью вполне прозаичными способами — стреляли освящённой солью, били осью от воза или разбрасывали зерно, которое несчастный неупокоенный должен будет считать до рассвета, после чего благополучно сгорит самостоятельно. Могилы усопших не вскрывались без весомой на то причины.
Хотя если семья умершего начинала болеть или чувствовать упадок сил — гроб извлекали из земли, тело сжигалось, а пепел покойного выпивался с водой, как чудодейственное лекарственное средство.
Причём частенько суеверное отношение к вампиризму продиктовано вполне бытовыми случайностями. Например, массовое убийство животных и домашней птицы в Старобине объяснили довольно просто: в курятники повадились лазить хорьки, куницы, а то и росомаха (которая не встречается в Беларуси вот уже сотню лет). И никаких упырей или «козьего вампира» чупакабры быть не может в принципе.
Такая же ситуация — в деревне Стаи под Борисовом. Мы тоже с большим сомнением относимся к подобным слухам, вот только почему-то ни хорьков, ни тем более росомаху так и не нашли. Однако совершенно современные и адекватные жители (напомним, что на дворе 21 век), боялись выходить на улицу с наступлением ночи. Причём отнюдь не из-за страха быть атакованными диким, но совершенно обычным зверем. А именно из-за суеверного ужаса перед вампиром. Что это? Коллективное самовнушение и плод разгулявшейся фантазии? Или всё-таки нечто большее?
Естественно, что в крупных городах вы вряд ли найдёте человека, разделяющего суеверия бабушек из глухих деревень и не относящегося к легендам (или не совсем легендам?) о восставших покойниках, пьющих кровь, со вполне закономерным скепсисом. Ведь в современном антропоцентричном мире, освещённом бесчисленными неоновыми огнями, почти не осталось места для призраков и ночных страхов.
Поэтому именно к старым бабушкам, живущим в деревнях вот уже три четверти века и помнящим кромешную тьму за окном, разгоняемую лишь светом свечи, мы и отправились. Помня поговорку про то, что в каждой шутке есть доля правды.
Деревенька Саки, каких сотни, расположилась совсем недалеко от Бреста, затерявшись среди бескрайних полей и маленьких лесков. Первое, что бросается в глаза — безлюдность. Хотя рядом с давно покинутыми избами и заросшими мхом прудами соседствуют вполне презентабельные и обжитые домики. Может, дело в морозе, но меня встретили лишь несколько печальных худых дворняг, свинцово-серое небо, холодный ветер и полное отсутствие людей: за весь день прогулок по деревне я так никого и не увидел. Кроме, разумеется, Антонины, 80-летней жительницы деревни, в прошлом — ударника социалистического труда, ныне — пенсионерки, с которой я заранее договорился о встрече.
Уютный домик Антонины совсем не похож на корчму из «Бала вампиров» Полански. На окнах не висят чеснок и распятия. Ставни не запираются на крепкие засовы, когда на деревню опускается ночь. Всё очень современно, ухоженно и аккуратно.
«Дети помогают — призналась Антонина Борисовна, —к тому же летом тут диво как хорошо.» Все приличия в виде светской беседы были соблюдены, и я прошу жительницу рассказать о вампирах.
«У нас их упырями называют. Вампиры — что-то заморское» — смеётся Антонина Борисовна.
«Да, такие истории водились и у нас. После войны, например, в деревне случился падёж скота, да такой, что отродясь не видывала. Причём некоторые коровы умирали от непонятной болезни, а нескольких нашли полностью обескровленными, хотя никаких ранок не видели. В деревне тогда не придали этому значения — пошептались, покрестились, да и только. Однако, как позже мне рассказала мама — это всё от того, что несколько местных особо ретивых коммунистов разобрали церквушку в нашей деревне, так как верить в Бога была не положено. А, все кто участвовал — умерли в течение года. Кого рак забрал, а двое с собой покончили. Вот и повадился в деревню кровопийца — защиты-то больше не было.
Слух за слухом, но спустя некоторое время жители стали шептаться, что видели одного из висельников, бродящего безлунными ночами по улице села с белой, как мел, кожей».
Ещё одна история принадлежит покойному мужу (родившемуся, правда, в деревне Лойки, и волею судьбы оказавшийся в Саках) односельчанки Валентины, зашедшей на чай к закадычной подруге.
«Муж мой был суровый, практичный. Не верил ни в Бога, ни в чёрта» — заявила Валентина. «На такие темы вообще болтать не любил, однако эту историю повторял частенько. Поэтому и запомнила её так хорошо». Вот что рассказала нам Валентина, ведя повествование от имени мужа:
«Когда я молодой совсем был — жил в деревне один мужик. И даже не на окраине, как все любят рассказывать в таких историях. Нелюдимый, худой, страшный такой. И глаза злющие, словно выцветшие. Так вот — видели мы его только по ночам, чем питался — непонятно. Хозяйства он не держал, в магазин наш сельский никогда не заходил и ни с кем не заговаривал. Окна вечно шторами закрыты, а в самом доме — темень.
Помню, возвращаюсь домой вечером, а он только выходит, сам бледный, как утопленник, и губы синевой отдают. А куда идти в деревне после наступления темноты? Только непотребства творить всякие. Мы с товарищами боялись его пуще смерти, однако почему-то взяли привычку кидать ему в дверь грязь и камни. Маленькие были и глупые — всё ждали, когда мужик выйдет и гоняться за нами начнёт.
Так вот тем же летом мой приятель, которого он как-то раз ухватил за руку после таких забав, и прошипел ему в ухо что-то, утонул в Немане. Хотя пловец был отличный. После этого обходили мы избу десятой дорогой. Не помню, куда тот мужик пропал: то ли умер, то ли уехал куда-то. В любом случае — в деревне о нём старались не вспоминать и не рассказывать. В дом его потом въехала другая семья, но почему-то не прожили там и пол года — уехали.»
Ещё одну историю рассказала мне по телефону девушка, с которой меня связали знакомые, пожелавшая остаться неназванной: «Пообещайте только имени моего не публиковать. Прочтут — решат, что сумасшедшая!».
Это приключилось с нашей героиней, живущей в городке, удалённом от Минска на каких-то 30-40 км. Потеряв отца в 2010 во время учёбы в университете, девушка взяла академический отпуск и осталась дома, чтобы поддержать овдовевшую мать, которая вдруг стала рассказывать о покойном отце, являвшемся к ней по ночам и пьющим кровь. Демонстрируя при этом странные синяки на плечах и руках.
«Я ужасно волновалась за неё!» — вспоминает девушка. «Особенно после всех этих ненормальных историй о папе. Которые вдвойне страшно слышать от человека зрелого и разумного. Мама ничего не ела, постоянно молчала, почти полностью поседела и зачахла буквально на глазах. Похоронили её спустя полтора месяца после смерти отца. Заключение врачей: смерть вследствие острой сердечной недостаточности, синяки — нехватка витаминов и проблемы с капиллярами. И всё это на фоне сильнейшего нервного истощения.
Естественно, я слышала истории о том, как покойника выкапывают, сжигают и пьют пепел. И что болезнь после этого отступает. Но само-собой — никто, живя в наше время и находясь в здравом уме и трезвой памяти таким заниматься не будет».
Стоит сказать, что серьёзная и грустная девушка на другом конце провода очень неохотно делилась со мной этими подробностями (что естественно). Но когда мы прощались — вдруг призналась, что иногда ей мерещится бледное лицо покойного отца в толпе спешащих куда-то людей. Хотя она убеждена, что просто никак не может пережить смерть обоих родителей.
В эру всеобщей урбанизации сложно верить в подобные истории. Особенно в легенды о вампирах, которые упорнее всех остальных цепляются за жизнь и с удовольствием эксплуатируются режиссёрами, художниками, писателями и гейм-девелоперами. Что, признаемся, романтизировало образ в угоду публике, превратив вампиров из безжалостных ночных убийц, какими им стоит быть, в терзаемых любовными переживаниями и переливающихся на солнце не пойми что.
Вследствие — эпоха рационализма давно наступила, однако даже сейчас встречаются личности, уверенные в том, что миром правят корпорации, верхушка которых состоит исключительно из вампиров. Или почему-то свято верящих, что Дракула — вымышленный(!) кровопийца, а уж никак не выдающийся валашский политический деятель и воевода.
Несмотря на скепсис, феномен «вампиризации» однозначно имеет место быть. Если не в суровых жизненных реалиях, то в искусстве уж точно.
Поэтому напоследок мы решили сделать небольшую подборку самых атмосферных представителей жанра V-movie. А аксиоматична ли поговорка «сказка ложь, да в ней намёк» — пусть каждый решит для себя сам.
Все знают старый добрый фильм «Носферату» Вильгельма Мурнау. Тень вампира — не совсем ремейк немой картины 1922, как сначала может показаться. Режиссёр Эдмунд Меридж решил показать изнанку «Носферату», запечатлев сам процесс съёмок. С поправкой на то, что Макс Шрек, приглашённый на роль вампира, являлся таким на самом деле. И был совсем не против отведать крови Греты Шрёдер. Роль Шрека блестяще исполнил Уиллем Дэфо, настолько вжившийся в образ и так умело передающий мимику графа Орлока, что временами становится жутко.
Катрин Денёв и Дэвид Боуи — уже веская причина посмотреть «Голод». Это фильм не столько о вампирах, сколько об одиночестве, на которое обречены эти создания. Немного переосмысливший классический образ вечноживущих «Голод» не имел особого успеха в прокате, что не помешало ему стать культовым, дать мощный толчок развитию готической субкультуры и окончательно обессмертить сингл британцев из Bauhaus — «Bella Lugosi’s dead».
Блестящая картина Джармуша, к просмотру которой необходимо подходить с совершенно особенным настроением. Это созерцательное кино, подкупающее безупречно подобранными декорациями и саундтреком, и заставляющее почувствовать мимолётность и недолговечность человеческой жизни. А бесподобный дуэт депрессирующего Адама в вековом бархатном халате и мудрой, философствующей Евы (для волос которой художники по костюмам использовали шерсть настоящих зверей) в исполнении Хиддлстона и Суинтон — именно те древние вампиры, какими им стоит быть.
Для отправки комментария необходимо войти на сайт.