Мифические «папиццот» все еще остаются закопанными (не украденными?), и, кажется, даже могучее «Крекс, фекс, пекс» пасует перед лицом обстоятельств государственного масштаба — вот только кушать все таки хочется уже сейчас. Бинокль” побеседовал с брестчанином Андреем (имя изменено), решившим рискнуть и попробовать себя в качестве работника вахты на берегу Финского залива.
Денег всегда не хватает. Помимо природной лени, нехватке денег способствует съемное жилье, задорный алкоголизм и кот-паразит. Во все времена пролетарию умственного труда было сложно смириться с тщетностью бытия, необходимостью какого бы то ни было материального положения, а также со всем прочим, к чему бы ни был причастен сей господин, – что уж говорить о существе, окончившем Брестский государственный педагогический университет? Месяцы безработицы и безделья привели героя этого рассказа к долгам, нездоровому румянцу на красивом аристократическом лице и отчаянному желанию заработать очень много денег.
Все началось со звонка: звонил знакомый. Рассказал о золотых горах в беломраморном граде, медовых реках и полном социальном пакете. Суть истории такова: беларуская строительная контора ООО «Люгристрой» набирает бригаду на монолитные работы в славный город Ленинград — работать предстояло на берегу Финского залива. Опыт не требовался, так как в бригаде должны были быть опытные специалисты, которые смогли бы обучить всему нехитрому процессу. Работать предлагалось вахтовым методом — две недели через две. Восьмичасовой рабочий день. «Люгристрой» обещал предоставить спецовки, горячие обеды и евро-вагончики с человеческими условиями проживания.
Мне, как человеку, не имеющему представления о том, что это такое (человеческие условия), объяснили, что это есть хорошо — душ, туалет и минимальная кухня. Заверили, что на объекте можно будет «стираться» и даже слушать радио. Проезд до Петербурга и обратно — за счет нанимателя. За свои сбережения предстояло добраться только до Минска. На мобильный телефон были высланы фотографии предстоящей работы — монолит сантиметров 50 от земли без дополнительных геометрических наслоений. Все выглядело довольно выполнимо. Зарплату предлагали сдельную, от выработки. Заверения в том, что за две недели можно заработать 1000 условных единиц, а при желании (и как показывает практика нанимателя) — полторы, дурманили оголодавший организм. Успокаивал и тот факт, что в Минске с нами должны были заключить договор и только после этого везти на объект.
Мысленно покупая квартиру, машину, маленький остров где-то в Атлантике, герой нашего рассказа взял в долг у многочисленного числа знакомых двести красивых долларов (чтобы зашить их в трусы на всякий случай, как учила мама), собрал чемоданчик и в сладостных грезах о бутерброде с колбасой стал ждать заветного числа отправления. За несколько дней до отъезда выяснилось, что спецовок не будет. «Невелика беда», — подумал наш герой, распорол кармашек на трусах, достал сложенные вчетверо бумажки, взял авоську и отправился за покупками. Необходимое снаряжение потянуло на сто долларов и дополнительную невменяемо огромную котомку.
Ночь, улица, фонарь, аптека, но нет, Александр Александрович, исхода не было в ином: багровое лицо от непосильной ноши в виде сумок, вокзал, пропахший суетой, сто грамм у привокзального шалмана. Дата отъезда наступила, как социальная драма на горло социального благополучия. Неизбежно. С брестского вокзала в закат (а точнее в рассвет новой жизни) нас отправилось четверо. В поезде все были общительны, оптимистичны, трезвы. Сокрушались о забытых картах. Бывалые делились опытом и задором, который, в свою очередь, сменился робким волнением, когда выяснилось, что всем нам были озвучены разные цифры по оплате труда, разные сведения касательно работы, да и в целом звучало все мутно. Бледной успокоительной дымкой маячил в воображении несуществующий договор.
В Минске нас должны были отвезти в главный офис для проверки документов, подписания договора и прочей бюрократической радости. Недалеко от вокзала нас встретила вместительная газель и ничего не понимающий водитель Валера, который повез нас в Молодечно. На все вопросы, куда и зачем мы едем, Валера отвечал: «Да х…й его знает». После чего спрашивал у нас дорогу, чем немного ставил нас в тупик. Через пару часов дороги, уморительных историй Валеры и навигационных звонков начальству мы все-таки прибыли на место назначения.
Молодечно встретило нас ненастно. На парковке, куда нас привезли, стояла группа громких, достаточно подпитых людей — это была наша бригада. Вместе с нами бригада насчитывала десять человек: четверо нас, бригадир, два сварщика, монолитчик, комбайнер и дядя Саша. Дядя Саша представлял собой человека на вид лет восьмидесяти, который, как первые паровозы, работавшие на угле, работал на водке. Прораб должен был приехать через неделю-полторы. Также с нами почему-то ехал сам директор «Люгристроя» Юра.
После того, как бригада погрузилась в автомобиль, директор Юра скомандовал ехать в Порошки. Как выяснилось после часового отмораживания у каких-то помоек и робких мыслишек, что там нас и убьют, прельстившись новыми сапогами и ватными штанами 73 года производства, в Порошки директор Юра отправился за мешком картошки, которая и была, собственно, нашими обещанными горячими обедами. С этого начался наш путь во мрак.
Мы отъехали от помоек, и директор Юра сделал особый акцент на недопустимости пьянства во время вахты. Кто-то из бригады спросил, можно ли выпивать в дороге. Директор Юра снисходительно разрешил по пятьдесят грамм. Купив на остановочном пункте бутылку коньяка, директор Юра в пример и назидание остальным ее опустошил. Путешествие притормаживалось от заправки к заправке. На каждой покупалось от двух до пяти бутылок водки. Никакой закуски, никакого сна.
Беспощадная воля отечественного потребителя вела этих людей сквозь забытье алкогольного коллапса. Директор Юра пересел в салон, пил с особой страстью и больше всех, рассказывал о проститутках и бравировал победой алкоголя над разумом. Сказал, что, если подрядчик не заплатит нам за нашу работу, он продаст машину и все равно с нами расплатится. Часто повторял, что он «ровный парень» и никогда не бросит нас в беде. Звал на Сахалин, но предупредил, что там нас могут убить, потому что деньги там огромные. «Получили деньги — и врассыпную», — давал инструкции директор Юра. Брестские держались вместе, не пили, чем вызывали у директора Юры весьма сильное негодование. Юра говорил, что таким, как мы, нельзя доверять, и подначивал коллектив к санкциям в нашем отношении.
Время шло. Одна заправка сменяла другую. Коллектив все более пьянел и требовал «бл…ей», а истории приобрели совершенно уж «бл…ский» характер. Все наперебой и в подробностях рассказывали о своих сексуальных похождениях с девицами нетривиальных моральных устоев, спорили о сути «бл…ей» и, судя по всему, знали в этом толк. Громче всех полемизировал директор Юра.
На подступах к границе Беларуси с РФ директор Юра начал курсировать по транспортному средству, словно дредноут по фарватеру, и просить у всех денег на водку, заверяя, что вернет все по окончании вахты. Немногим ранее выяснилось, что сам директор Юра не знает, что конкретно мы будем заливать и где будем жить, сроки вахты плавали от месяца до полугода, а оплата труда зиждилась на сомнительном принципе «Заработаете, мужики, если ровно будете работать — не обижу». Оказалось, что оплата будет зависеть не от объема выполненных работ, а исходя из оценки нашей работоспособности прорабом и директором Юрой, который обещался навещать нас раз в месяц.
Граница встретила нас неодобрительно. Одна половина бригады была неходибильна, другая ходибильна ровно настолько, чтобы блевануть под колеса автомобиля и вернуться на место для дальнейшего употребления алкоголя. Суровый пограничник отказался пропускать через границу нашего бригадира, так как бригадир оказался в категории неходибильных, и, как бы между прочим, забыл прихватить с собой паспорт. Директор Юра очень расстроился из-за сложившейся ситуации и остался дискутировать с пограничниками. Нам он велел ехать дальше.
Никто из оставшихся, включая водителя Валеру, не знал, куда ехать. Остановились у заправки. Стали ждать. Через час вернулся директор Юра, бригадир не вернулся — дальнейшая его судьба нам не известна. Директор Юра ругался матом. Спросил, умеет ли кто из присутствующих читать чертежи. Потупленные взоры говорили о том, что никто чертежи читать не умеет. Лишь один человек робко заявил, что немного умеет, но не вполне в этом убежден. «Будешь за старшего!» — скомандовал директор Юра.
Путешествие продолжилось. Водка не заканчивалась. Несколько часов за окном мелькал однотипный пейзаж: канавы, поля, чуть поодаль — очертания березок, окутанные непроглядной тьмой. За окном стояла глубокая ночь. Голоса смолкли, лишь директор Юра стойко пил и продолжал что-то тихо басить одному из работяг. Усталость смыкала веки, клонила голову набок, путешествие длилось уже почти сутки.
Из полудремы нас вырвал пронзительный крик директора Юры, который в нецензурной форме просил водителя Валеру остановиться. «У…ывай отсюда!» — прогортанил директор Юра, обращаясь к работяге, с которым выпивал все это время. Работяга вцепился в кресло и настаивал на том, чтобы никуда не «у…ывать». После нескольких убедительных просьб покинуть транспортное средство директор Юра несколько раз впечатал свой огромный кулак в лицо работяги, чем вызвал у того обильное кровоизлияние. Неизвестно, чем бы все закончилось, но, почуяв несправедливость, пришел в себя дядя Саша, который попытался урезонить директора Юру, за что был вытолкан на улицу и избит нашим нанимателем. Тут уже все, кто был в состоянии, тоже вышли на улицу и уняли смутьяна, достали дядю Сашу из канавы, стряхнули с него снег, усадили на место, и баржа смерти продолжила свой путь во тьму.
Как выяснилось, директор Юра просто требовал к себе уважения. После этой драматичной сцены даже мы сделали по глотку водки из протянутой нам Юрием Ивановичем бутылки и наконец-то заснули. Проснулись уже в Петербурге, чей бледный свет заливал наши истощенные тела сквозь грязные стекла автомобиля.
Нас привезли на Крестовский остров. Высадили у шлагбаума. Несколько часов директор Юра пытался оформить нам пропуска. Вымерзших до костей нас пропустили на территорию строительной площадки. Место было очень красивое, перспективы устрашали. Директор Юра выгрузил мешок картошки, посоветовал нам найти начальника участка Диму и уехал. Перекурили. С горем пополам нашли начальника участка, который долго не мог понять, кто мы такие и что с нами делать. Нашли две пустующие бытовки: одна — на шесть человек, вторая — на четыре. В бытовке на шесть человек — двухъярусные металлические нары, провисающие до пола. В бытовке на четыре человека — две деревянные лавки. Никаких матрасов, подушек и обогревателей. «Сплошной триппер», — сплюнул на наслоения мусора и насвая один из бывалых коллег.
Поинтересовались у начальника участка, где можно достать матрасы, обогреватели и доски для нар. Начальник участка пожал плечами. Один из брестских товарищей пошел на поиски всего необходимого, молодеченские пролетарии оккупировали шестиместные апартаменты и принялись греться оставшейся водкой. Мы же нашли за бытовками оледеневшие доски и ржавые пилы, принялись обустраивать быт. На это мы потратили день. Вышло даже неплохо. Расстраивало только наличие насквозь мокрых матрасов и промерзших подушек, а также того факта, что через час работы обогревателя с досок начало течь, с потолка потекли ручьи (ибо потолок был в сквозных дырах), а по углам мы обнаружили пустые баллоны средства от вшей, клопов и прочей живности.
Оказалось, что на объекте нет воды. Оказалось, что биотуалеты переполнены с горкой и даже стоя в них сходить проблематично. Оказалось, что никто из нас понятия не имеет, что нам нужно делать. Начальник участка показал чертежи, на которых обнаружились совершенно другие монолитные блоки — трехметровые и многоступенчатые, сложной геометрической конструкции. Начальник участка сказал, что арматуру привезут через дней пять, а без нее делать нечего.
Он искренне смеялся, когда услышал про обещанные нам суточные объемы литья. Тысяча условных единиц в месяц должна была выходить из пятидесяти суточных кубов. Начальник участка объяснил, что если мы хорошие специалисты, то в лучшем случае мы будем заливать куб-полтора в день. Выходило, что вместо тысячи за две недели мы могли рассчитывать на долларов двести-триста за месяц — при отсутствии гарантий, что нам их вообще отдадут, ведь договор мы так и не увидели.
Отсутствие воды на объекте приводило в исступление. Спросили у начальника участка, можно ли нам перебраться в какое-нибудь общежитие, на что он ответил, что может поискать варианты, но платить за жилье нам придется самим. Пролежав на нарах четыре дня, мы осознали, что пропитание в этом забытом богом месте обходится недешево для среднестатистического жителя Беларуси.
Ближайший и единственный магазин оказался в часе ходьбы от объекта. Цены в нем превышали цены магазинов, расположенных на Невском проспекте, в два раза. Видимо, так случилось из-за отсутствия здоровой конкуренции. По ночам «коротила» оледеневшая проводка, обогреватель затихал и вечная мерзлота проникала в то, что оставалось от души. Отчаянные звонки директору Юре не давали плодов — он обещал приехать через две недели и просил больше не дергать начальника участка. Говорил, что передаст нам деньги на питание: сегодня в обед, вечером, завтра с утра, завтра вечером — и так по кругу, пока и вовсе не пропал с радаров.
Твердо решив уехать, мы тщетно ждали обещанных на питание денег, чтобы хоть как-то отбить билеты на дорогу домой. Иногда заходили молодеченские коллеги — они источали тревогу и просили в долг на водку. Спустя долгие и мучительные пять дней, не дождавшись ни денег, ни арматуры, мы собрали котомки и под раскатистое негодование залива пустились в обратный путь.
На Витебском вокзале славные сотрудники полиции пытались оштрафовать нас на бутылку коньяка за отсутствие регистрации, но, устав от скупой театральщины, нас отпустили, лишь слегка наградив неодобрительным ворчанием. По счастливой случайности оставшихся денег хватило на билеты домой. По несчастью на алкоголь денег не осталось. На обратном пути много шутили, но глаза каждого выдавали тоску и усталость. Поезд прибыл на Брест-Центральный. Четыре человека вышли из вагона, пожали друг другу руки и разошлись. Кто-то отправился к своей семье, кто-то — к своей нищете, а кто-то — к своему одиночеству.
Фотографии Владимир Соколаев.
Для отправки комментария необходимо войти на сайт.